— Он базбен, — фыркнул Живоглот. — Что тут ещё добавить? Ушлый, хитрый, изворотливый проныра, как все они. Но дело своё знает — это главное.
— М-м... Старая-добрая ксенофобия. Неизменна в любом мире. А я полагал, что предвзяты здесь только к колдунам. Дурья башка.
— Ты что, из этих...? — приподнял бровь Тьерри.
— Из кого?
— Ну как их... Амирантова срань, вечно сложные слова из головы вылетают. Паритарианцы! — выпалил он, весьма обрадованный неожиданным озарением.
— Звучит немного оскорбительно. Кто такие?
— Секта юродивых. Считают, что все разумные существа, населяющие Ош, равны и могут свободно селиться на всей территории Союза, где пожелают. Ха! Пусть расскажут это тем же базбенам, обустроив норку в Плакучих горах. Там-то их бошки живо на пиках окажутся. Ублюдки полоумные. Э-э... Извини, я знаю, что ты не из них. Ты ведь только прибыл. Да и не похож... Ладно, проехали.
— Что за Союз?
— Ну да, только прибыл, — вздохнул Живоглот, предвкушая не самый захватывающий для себя рассказ, но его спас Волдо:
— Союз пяти земель — Аттерлянд, Готия, Занерек, Горлох и Саланса. Там живут люди, рукуны, базбены и нолны — четыре крупнейших народа, населяющих известную часть Оша.
— А есть ещё и неизвестная? — поразил я сам себя таким вопросом, памятуя, что понятия не имею о землях западнее Москвы и восточнее Уральского хребта.
— Да. И это большая его часть. Некоторые картографы утверждают, что исследовано менее одной седьмой всей площади.
— Но вы хотя бы в курсе, что Ош круглый.
— Шарообразный, — поправил меня пацан.
— И вращается вокруг Рутезона. Это наше светило, — пояснил Тьерри, зачем-то тыча пальцем в ночное небо. — На манер вашего Солнца.
— Он знает, — остудил его педагогический пыл Волдо.
— А что, — воспылал любознательностью Живоглот, — в твоём мире тоже есть разные народы?
— Ага, — кивнул я, — лацы и мутанты, если брать укрупнённо. Оба вида делятся на подвиды адекватов и долбоёбов, а те — ещё глубже по своем веткам, в зависимости от степени адекватности и полноты долбоебизма.
— Хм, сложно.
— Вовсе нет. Разобраться проще простого — за адекватов всегда платят больше.
Вопреки моим ожиданиям, наш путь пролегал не в направлении Шафбурга, а чуть южнее, насколько я мог судить, ориентируясь по только начавшему своё восхождение Рутезону. Чёрт, здешним влюблённым парочкам приходится несладко. Сидеть, держась за руки, на фоне кровавых закатов и рассветов — довольно специфическое удовольствие. Как, впрочем, и просыпаться с первым лучом, который бьёт в глаза, аки струя из ярёмной вены. Этот мир будто создан, чтобы буквально всё тебя щемило, чтобы даже ёбаный солнечный зайчик, внушал мысли о смерти. Страшной, жестокой и неотвратимой.
К дому Брокка — если это можно назвать домом — мы подъехали уже засветло. Место жительства храмовника шафбургской банды представляло собой нечто, напоминающее огромную землянку — поросший травой холм с большой дверью и тремя круглыми окнами, посреди весьма живописной рощи. Над вершиной жилого холма поднимался сизый дымок.
— Творческая натура, — спрыгнул я с кобылы и пристроил её к коновязи, — сразу видно. Мы найдём общий язык.
— Ты там сильно не наглей, — заботливо предостерёг Живоглот, привязывая свою лошадь.
— Обижаешь, я сама тактичность. Красавчик, если кто-то, кроме меня, будет отсюда бежать в панике — перекуси ему ноги.
Попытка открыть дверь успехом не увенчалось, и мне пришлась нарушить покой хозяина галантным стуком:
— Эй! Кому тут свежую ведьмину душу? Зелёная, бодрящая, с перчинкой! Отворяй, не томи, а то другого покупателя найду!
Живоглот тяжело вздохнул и провёз по физиономии своей огромной лапищей.
Однако, несмотря на обидное недоверие моего ситуативного компаньона, дверь довольно быстро отворилась. Но вместо радушных объятий хозяина путь мне преградила весьма недружелюбного вида фигура, сплошь состоящая из металла. Вначале я даже решил, что передо мной робот — один из тех, что описывались в старой сильно довоенной фантастике, чрезмерно массивный и неуклюжий, как шагающий сейф. Но первое впечатление было обманчиво, по ту сторону порога стоял рыцарь. Не имею чести знать, был ли он в действительности удостоен титула породистой прислуги, однако его экстерьер недвусмысленно ассоциировался именно со словом «рыцарь». Чёрные латы укрывали двухметровую антропоморфную фигуру буквально от макушки до пят. Не поражающие художественной отделкой, они, тем не менее, выглядели крайне внушительно. Первым, что исторгла моя фантазия, переварив такую пищу для размышлений, стала живописная сцена, в которой мой изящный меч со звоном ломается, воткнувшись в этот чёрный металл. Вторым — ещё более душещипательная сцена, где два ныне висящих в кожаных петлях топора уверенно и методично сокращают мой рост.