— Да.
Волдо повернул голову и глянул на меня, будто на душевно больного.
— Не веришь? Хм... Советую тебе хорошенько запомнить, как тут всё происходило. Этого парня, эту гору, эту сраную угольную пыль и тёплую кровь на руках. Потому что совсем скоро ты с трудом воссоздашь в памяти картину сегодняшнего дня. Может, даже засомневаешься, был ли Грег у тебя первым.
— Как вы можете говорить такое?
— Поверь, у меня есть на то основания. Вставай, пора идти.
Устав ждать засаду в засаде, к месту «боя» подтянулся Красавчик и многозначительно окинул взглядом свежую убоину.
Волдо, всё ещё сидя верхом на трупе Грега, не остался в долгу и едва не убил любителя юных тел ответным пламенным взглядом.
— Не тронь, — приказал я Красавчику. — Это его добыча.
Глава 23
Спуск с горы был долгим и муторным, как я и предполагал. Порода осыпалась под ногами и копытами, норовя отправить наш маленький отряд в неуправляемое путешествие на жопе по острым камням. Волдо был чернее тучи и шагал как лунатик, почти не разбирая пути.
— Что за Люси? — решил я вернуть его в реальность.
— А?
— О чём говорил Грег? Какая-то девка из вашей деревни?
— Люси? Да... Нет! Она не девка. Почему всё, о чём идёт речь из ваших уст, звучит пошло и отвратительно?
— Ну, такой уж я охальник. Простите великодушно. Так что за девка?
Волдо покачал головой и сокрушённо вздохнул:
— Она приезжала к нам на лето из Швацвальда.
— О, столичная штучка?
— Да. В деревне у неё жил дед, а родители — в Швацвальде.
— Симпатичная?
— Да, — ответил Волдо после долгой паузы.
— Подрачивал на неё?
— Что?!
— В этом нет ничего зазорного. Всё лучше, чем находить утешение в компании Грега. Ой, прости. Опять не так говорю?
— Мы были детьми, нам было по двенадцать.
— Двенадцать... Я в те годы уже знал всех шлюх борделя по именам и степени изношенности. Любимую — как сейчас помню — звали Анютой. Такая, знаешь, ух! Кровь с молоком. Сочная, мясистая. Как статуя античная. Не Венера, конечно... Хотя, что-то венерическое в ней определённо было.
— Не надо судить меня по себе.
— Понял, пардоньте. А что за история с подолом? Ну, вот это «Люси, Люси, подыми подол». Похоже на грязные домогательства.
— Я не хочу об этом говорить. Ясно? С вами не хочу. Вы достаточно испоганили мне жизнь сейчас, так хотя бы не гадьте в мою память.
— Ого. Я же всего лишь хотел разговор поддержать. О чём поговорить двум мужикам, как не о бабах и пушках, а учитывая, что про пушки ты нихера не знаешь... Постой-ка.
— Что такое? — поднёс Волдо ладонь к бровям на манер козырька и попытался вглядеться своими человеческими недоглазами туда, где моё совершенное зрение заприметило движение.
— Пять всадников. Нет, шесть. Движутся в нашу сторону.
— Погоня? Но как?
— Видимо, кто-то бдительный слишком рано обнаружил трупы и сообщил.
Волдо так засопел, что у меня волосы на затылке шевельнулись от воздушного потока.
— Значит, я зря...?
— Это было твоё решение. И оно было верным. Но мы не можем учесть всего, никто не может. Ладно, подбери нюни и двигаем вниз. Не хочу стать здесь мишенью.
Мы достигли подножия горы, когда до несущихся в облаке пыли всадников оставалось метров триста. Устраивать с ними скачки не было ни сил, ни желания. Мы наскоро стреножили лошадей, спрятали Красавчика за подходящий по размеру камень и обнажили мечи.
— Дьявол, похоже, честного боя ждать не стоит, — присмотрелся я к приближающимся всадникам. — У них арбалеты.
— Как вы это отсюда разглядели?
— Морковки много ем. А ну-ка, дай мне по роже.
— Что?
— По роже вмажь, говорю.
— Зачем? — растерялся Волдо.
— Бей, тряпка! Или Грег тебе яйца откусил, пока вы кувыркались?!
Волдо покраснел и, перехватив меч левой рукой, отвесил мне с правой размашистого леща.
— Это что?! Меня угашенные шлюхи крепче прикладывали! Ещё!
На сей раз вышло пободрее. В ушах зазвенело, а по лицу разлилось тепло. Лёгкое покалывание пробежало по позвонкам.
— Тебе Люси таких пиздаков за срамные поткаты давала?!
Волдо залился багрянцем, сжал руку в кулак и что есть мочи зарядил мне в нос.
Кожу закололо будто электрическими разрядами, кровь над губой слетела облачком красной пыли, гонимая в разы участившимся дыханием. Мир торжественно замер, приветствую его величество Раж.
— Прячься, — прорычал я, едва слыша собственный голос из-за пульсации в ушах, выхватил у Волдо второй меч и развернулся к скачущей во весь опор кавалерии. — Господь — пастырь мой, — непроизвольно сорвалось с губ, и я побежал.