— Так что же вам угодно? Господин Чернобыльский может явиться завтра в гонорарный день и получить.
— А нельзя ли узнать, сколько? Он, вероятно, пошлет меня с доверенностью. Сам он не совсем здоров. По-приятельски, знаете. Услуга за услугу. Он меня выручил и я готов. Ну и так далее…
Конторщик посмотрел на него подозрительно, но ответил:
— По 40 коп. за строку, 32 строки, 12 р. 80 к. Завтра, не ранее двух.
Чернобыльский пошел к дверям совершенно ошеломленным. Только одна мысль винтила мозг: «Однако, как меня ценят! 40 коп. за строку, — не шутка!..»
А назавтра он сидел с двух часов в темноватом углу конторы и на вопрошающие взгляды конторщика только опускал глаза.
Около трех стали собираться сотрудники газеты, сгрудились толпой около кассы и прилавка, за которым расписывались в книге.
Ивану Петровичу не было видно вновь прибывающих за жирной спиной судебного репортера.
Вдруг он весь напружинился. Раздался резкий голос:
— Чернобыльский! За стихи «К ней».
Конторщик забасил:
— Вчера здесь заходил один, говорил, что вы ему дадите доверенность — да вон он, в углу сидит.
— Мало ли найдется приятелей! Гонорар за тебя получат, да еще пропьют. Впрочем, я могу показать паспорт.
— Помилуйте, мы и так верим. Сейчас видно…
Иван Петрович дрожащей рукою ощупал паспорт, который всегда имел с собою.
«Вот нахал! Пойду сейчас и уличу».
Через толпу пришлось протискиваться. Как бы не упустить «того»… Человека, выдавшего себя за автора стихов «К ней», он нагнал только на лестнице. С развязным видом, насвистывая веселую песенку, тот прыгал через три ступеньки.
— Милостивый государь! Милостивый государь! Да остановитесь же!
Неизвестный обернулся, и Иван Петрович понял, что погиб безвозвратно.
Перед ним стоял Иван Петрович Чернобыльский. Только не совсем такой, а нахально-развязный, со свободными жестами, без всякой робости и уныния в лице.
Иван Петрович второй презрительно смерил первого и, фыркнув, звонко отчеканил:
— Чем могу служить?
— Извините… но… очевидно, здесь недоразумение… я не знаю, как объяснить… Вы изволили получить гонорар за стихи…
— А вам какое дело?! Напечатал стихи и получил. Вас-то это как касается, с какого бока?
Иван Петрович второй рассмеялся и понесся вновь по лестнице, посвистывая песенку.
Это было уже нахальство, превышающее всякую меру.
Иван Петрович первый тоже поскакал через три ступеньки в погоню за Иваном Петровичем вторым и едва нагнал его в швейцарской.
Иван Петрович второй был в пальто и шляпе, с тростью в руках, и бросил мелочь швейцару.
«Форсит, проклятый!» — подумал Иван Петрович первый.
У подъезда ждал таксомотор. Чернобыльский-второй быстро отворил дверцу и ловко вскочил в карету. Перед Чернобыльским-первым мелькнуло прелестное лицо Клеровой.
Он взял первый попавшийся таксомотор и помчался вслед за преступной парочкой. Конечно, преступной, потому что ему, настоящему Чернобыльскому, Клерова назначила свидание, а не этому прохвосту, авантюристу. Автомобиль остановился у «Медведя».
Чернобыльский первый видел, как вышла Клерова, видел крутой изгиб ее спины, маленькие высокие каблучки, отстукивающие дробно по тротуару, огромную шляпу. А этот негодяй, самозванец, поддерживал ее под руку.
Иван Петрович решил подойти немедленно и ударить по лицу, но, пока собирался, пара уже скрылась за дверью подъезда.
Решил подождать на своем таксомоторе.
Через час Клерова и Чернобыльский-второй вышли, радостные, смеющиеся, кажется, немного захмелевшие…
Сели и помчались.
Чернобыльский-первый за ними пустился догонять, чтобы настичь негодяя и ее, несчастную женщину, обманутую сходством.
Она ведь уверена, что это настоящий Чернобыльский.
Парочка остановилась у одной дорогой гостиницы, где влюбленные находят приют. И опять Ивану Петровичу не удалось объясниться, и опять пришлось ждать. Но таксомотор он отпустил и ходил с мрачным видом взад и вперед по улице. Удивительно, как городовой еще не сделал замечания!
Ждать пришлось часа три. Клерова вышла с усталым, томным видом и тихим сиянием глаз обдала Чернобыльского-второго, когда он прощался с нею.
Самозванец остался на панели и пошел медленно, покуривая сигару, как человек, добившийся своего и бесконечно довольный.
Иван Петрович не мог выдержать дольше и подскочил.
— Это, наконец, черт знает что, милостивый государь! Извольте сейчас же сознаться в обмане!
— Вы с ума сошли! В каком обмане?
— Кто вы такой?
— Я не обязан отвечать.