На квартире новобрачных все было приготовлено согласно теории Цедербаума.
Красота и красота!
В обоях, коврах, мебели, особенно в картинах и статуях.
Воздух был напоен нежным ароматом ландыша.
Повсюду цветы скрывали неэстетичность оконных рам и резко-геометрических углов.
За ужином, на который не было приглашено ни одного постороннего, будущие супруги ели только все красивое. Цедербаум незаметно накрыл салфеткой омара. В главе 24-ой XII тома «Естественных законов эстетики» было сказано: «Вид ракообразных должен особенно дурно влиять на красоту зарождающегося ребенка».
Наконец, молодые удалились в спальную.
Она была залита розовым светом, как наиболее благоприятствующим. На середине комнаты стояло мраморное ложе, окруженное обнаженными статуями лучших античных образцов. Курильницы источали фимиам.
Цедербаум обратился к новобрачной с пространной речью, объясняющей научную цель «показательного опыта», и просил убедительно не спускать глаз с прекрасных изваяний.
Затем, рассказав подробно о Леде и лебеде, удалился. Соскучившись, Вильгельмина легла спать. Внезапно отворилась дверь и Цедербаум явился в лебединой одежде, игриво махая крыльями и закругляя длинную шею…
Через девять месяцев Вильгельмина со счастливой улыбкой указала ему на колыбель. Профессор бросился исследовать ребенка. Несмотря на протесты кормилицы, он распеленал маленького Ганса и отступил в изумлении. Перед ним на подушке с кружевной оборкой лежало существо, все покрытое волосами, с непомерно длинными руками, с выдавшимися челюстями и огромным ртом.
— Обезьяна! Орангутанг! — закричал не своим голосом ученый и бросился в свой кабинет. Через месяц он сообщил в брошюре подробно о результатах «показательного опыта», развив новую «теорию контрастов». Изобилие эстетических впечатлений (мраморные статуи, сам профессор в образе лебедя) привели воспринимающий организм женщины к реакции атавистического характера, ясно доказывающей истинную натуру предков человека. Признав неудачность первого показательного опыта, Цедербаум обещал публике вторую повесть именно по новой теории контрастов.
Супружеская спальня была переполнена чучелами горилл, орангутангов, шимпанзе, гамадрилов, павианов и макак. Вильгельмина должна была смотреть на нищих-калек, босяков, морских спрутов, крокодилов и даже сам профессор вошел в святое святых одетым мандриллой.
Через девять месяцев Вильгельмина со счастливой улыбкой указала Цедербауму на колыбель. Но научное исследование дало тот же результат: маленький Фриц был волосат, как и его брат, руки длинные — ниже колен, выдавшиеся челюсти, огромный рот.
Профессор выпустил новую брошюру, в которой теория контрастов признавалась ложной и утверждалась прежняя теория эстетических и антиэстетических влияний.
Но после двух лет молчания заговорил снова биолог Фукс.
С обычной резкостью и грубостью высмеял он «показательные опыты» Цедербаума, упомянул даже о его лысой голове и закончил статью гнусным намеком на какого-то ротмистра Курц-Галопа, известного в 3-ем уланском полку своей необычайной волосатостью и обезьяньими руками.
Цедербаум развелся с Вильгельминой и отказался от «показательных опытов», но издал недавно XXVII том «Естественных законов эстетики», трактующий о влиянии циклонов и антициклонов на пол зарождающегося поколения.
Неудачная лента
Разноцветные попугаи качались на ветвях и болтали на чистейшем папуасском наречии. Бабочки кокетничали своими пестрыми нарядами. Пара обезьян кривлялась и гримасничала. Семейство диких свиней хрюкало в грязной луже. Всего в двух шагах кенгуру справляли медовый месяц…
— Мать — природа! — восторженно произнес умиленный Степанов и почувствовал, что ему хочется есть.
Насытившись взятой с собою провизией и запив обед стаканом виски, Степанов задремал, и в девственном лесу раздался истинно русский храп.
Именно это обстоятельство привлекло внимание папуаса, прогуливавшегося в лесу. Он подобрался ползком к Степанову и замер в трепетном ужасе при виде белого человека, издающего ртом и носом такие необычайные звуки.
Папуасы, как известно, никогда не храпят во сне и потому эта особенность белого человека крайне поразила дикаря. Он поспешил сообщить о виденном и слышанном своему племени.
— Белый человек поет во сне.
Все бросились убедиться лично в этом невероятном известии. Степанова окружила огромная толпа и в восторге пустилась в пляс.