Она умолкает и задумывается. Потом продолжает:
– А дома! Я ему уют создаю, рубашки крахмалю, обеды из пяти блюд готовлю, жду, ласковая, покорная, любящая, вся образцово-показательная…
Юлия не выдерживает и улыбается. Покорная! Кто бы другой, но не Ирка!
– Не веришь? – спрашивает Ирка, ухмыляясь. – И зря! Клянусь, из пяти блюд! Ну, из четырех, если без компота. А он за столом вилку с ложкой протирает салфеткой, стаканы на свет рассматривает… Я в ресторане глаза поднять не смела, мне казалось, все на нас пялятся, а он все трет и трет, заразы боится. Дыхнет и полирует, дыхнет и полирует!
Убила бы! У мамы тетка была, так та тоже вилки с ножами за столом протирала, мне так и хотелось ей на голову тарелку с супом надеть. И руки Морозов все время мыл, и пережевывал по тридцать два раза каждый кусок, чтобы помельче, в кашицу. Вычитал где-то, что нужно именно тридцать два раза и никак не меньше, чавкал и считал. Представляешь, за столом гробовое молчание, морда сосредоточенная – жует и считает. И ни-ни голос кому подать – собьется, не дай бог! А врачей так просто обожал! Да нормальный мужик от них, как черт от ладана, а этот сам ходил. Хорошо, хоть детей не успели… Семь лет коту под хвост!
А Марат… – продолжает она, – сама знаешь. Звезд, конечно, с неба не хватает, но… хоть не сопротивляется, прислушивается к умным советам. Хотя все равно без толку. Ты знаешь, твой Женька из него человека сделал. Он теперь хоть соображает, что к чему. Просто удивительно, как не похожи быывают дети на родителей, – Ирка задумывается на минуту. – Отец – полковник авиации, ооновский миротворец, жесткий мужик, разговаривать не умеет – привык команды отдавать, раз-два, строем марш! По загранкам всю жизнь мотается. Семья часто толком и не знала, где он миротворствует. Позвонят какие-то люди, передадут привет: все в порядке, все нормально, мол. А деньги по аттестату, переводом по почте. А когда дома – упаси бог опоздать к обеду! А Маратик в мамочку, такой же рас… разгильдяй, безобидный, как… как… – Ирка подыскивает сравнение пообиднее: – Амеба! Самая настоящая амеба! Я-то думала, папаша его в дипломаты пристроит, языки знает, а что не карьерный… так у них теперь кто попало в посольствах! Батя рассказывал, все детей своих за границу попристраивали. Как подумаешь, кто внешнюю политику делает, – ужас просто! Маратик ничуть не хуже… правда, и не лучше. Фиг! Батю поперли из миротворцев, то ли место кому покруче уступить пришлось, то ли прокололся на чем-то… А Марик, дипломат недоделанный, и я с ним, у разбитого корыта. Если бы не Женька… даже не знаю!
Она задумчиво крутит на пальце массивное серебряное кольцо с бирюзой. Потом говорит уже совсем другим голосом:
– Слушай, а это правда, что Ситников хочет купить ваш «Торг»?
– Ситников? – Юлия удивлена. – Не знаю, мне он ничего не говорил. Откуда ты знаешь?
– Он же с тобой встречался, – небрежно роняет Ирка, не глядя на Юлию, умирая от любопытства.
– Встречался, но предложений никаких не делал. Просто зашел проведать. Спросил, не надо ли чего.
– А… – тянет Ирка. – Ситников крутой мэн, если задумал что – лапки кверху и сразу сдаваться. А вообще-то такому сдаться одно удовольствие, – говорит она мечтательно. – Это не мой Маратик. А может… – она искоса смотрит на Юлию, – а может…
– Что?
– А может, он… виды на тебя имеет? А что? Молодая богатая вдова, – в голосе Ирки ревнивые нотки. – Он мужик свободный. Ты ему особенно не доверяй! И бизнес Женькин продавать не спеши. Марик пока справляется.
– Я все равно в этом ничего не понимаю, – говорит Юлия. – Но, если подумать, зачем он мне нужен? Морока одна.