— Эм, эм, я… не знаю их.
— Ладно, — киваю я, и хватаю его за тощий бицепс, впиваясь своими пальцами в его плоть. — Ты уверен в этом?
— Я не знаю, — ноет он. Страх действительно пускает свои корни в нём.
Держа его руку, я наваливаюсь на него всем весом своего тела, толкая в плечо, пока не слышу хруст. Эван визжит, когда кость выворачивается.
Окинув взглядом кухню, я замечаю большой нож шеф-повара, хватаю его с тумбочки и покручиваю им в воздухе.
— Может, мне нужно сделать то, что они сделали с ней?
Он не открывает глаза. Только повторяет одно слово «пожалуйста» снова и снова, продолжая плакать, как маленькая сучка.
— Хочешь, чтобы я продемонстрировал то, что они сделали с твоей маленькой подружкой? — Я беру нож, и крепко прижимая его, провожу им вдоль футболки, пока не замечаю, как ткань пропитывается красным, а затем не спеша вырезаю «К» на его груди. Он кричит, пытаясь отстраниться от меня. — Закрой рот!
Затем вырезаю «И».
Между воплями он кричит:
— Дэн… Дэниэл.
— Этого недостаточно, — отвечаю я, сосредотачиваясь на буквах, которые вырезаю на его груди. Кровь окрашивает его рубашку, стекая по рваным лохмотьям. Я вижу, как несколько капель падает на мой сапог, прежде чем я заканчиваю писать «А». Наклоняюсь и приставляю нож к его подбородку.
— Знаешь, таких как ты называют «киска», — шепчу я ему на ухо.
— Дэниэл. Даниель Кэйпс, — кричит он.
— Оу, и тебе что-то известно?
— Да, Дэниэл — его киллер. Есть ещё Фишер. Я не знаю имени, но он коп. Единственный, кого я хорошо знаю, это Саймон Де Лукас.
— Так, — говорю я, чувствуя, как холод пробирается внутрь меня, и встречаюсь с ним взглядом, — почему ты отдал Тор?
Он хмурит брови, не понимая, кто такая Тор.
— Виктория, ты, чёртов дебил. Почему ты это сделал?
Он морщит лицо и качает головой.
— Джо сказал, что убьёт её, если я не сделаю этого.
Опуская голову, я бубню:
— Она бы умерла, независимо от того, что ты натворил, — я поднимаю взгляд на него. — Ты даже не пытался спасти её.
— Она страдала? — спрашивает он, и я мне приходится закрыть глаза от этого вопроса.
— А ты как, блядь, думаешь? — спрашиваю я его, вытирая окровавленный нож о свои джинсы.
Он закрывает глаза, и слёзы текут по его щекам.
— Я любил её.
Эта фраза приводит меня в ярость. Он любил её, и всё равно отдал её по велению своего дяди?
Я стискиваю зубы.
— Как сильно ты умолял за неё?
Когда он открывает глаза, я вижу в них сожаление. Он не умолял за неё. Он не боролся за неё. Он — трус. Эгоистичная киска.
Я трясу его.
— Как сильно ты умолял за неё?! — кричу я на него. Я в бешенстве. Мой пульс эхом отдаётся в висках, а лоб покрывается потом. Я чувствую, что схожу с ума.
Он опускает взгляд, и моя хватка становится сильнее.
— Давай-ка посмотрим, как сильно ты будешь умолять за свою жизнь, а потом скажешь мне, умолял ли так за неё, ты, мелкое дерьмо!
— Прошу, — жалобно начинает он.
Я посмеиваюсь, и хватаю его за руку. Взяв один палец, я резко дёргаю его назад, и моя улыбка становится шире, когда слышу треск костей и его душераздирающий вой. Я беру следующий палец и медленно сгибаю его, ожидая звука ломающихся косточек.
— Пожалуйста! — кричит он.
— И ты считаешь это мольбой? — рычу я, резко выгибая ещё два пальца вверх. — Жалко!
Когда я провожу ножом по его горлу, он рыдает и его губы дрожат. Ещё никогда я не хотел, чтобы кто-то страдал так сильно, как в эту минуту хочу, чтобы страдал этот кусок дерьма. Я размещаю лезвие за ухом и нажимаю на него большим пальцем, прикусывая свою губу. Затем я резко дёргаю нож. Эван вопит, сгибаясь от боли, когда лезвие отделяет его ухо от головы. Он сгибается пополам. Кровь стекает по его лицу на шею. Я отхожу, вышагивая перед ним. Он всё также кричит и рыдает, прижимая целую руку к кровавому обрезку на ухе. Но чем громче он вопит, тем больше закипает моя кровь.
— Умоляю. Я сделаю всё, — задыхается он, — всё, что угодно, только, пожалуйста, не убивай меня.
— Выровняйся.
Он остаётся согнутым, и кровь продолжает течь.
— Я сказал, мать твою, выровняться!
Как только он не спеша поднимается на ноги, я со всей силы ударяю его в живот. Он ударяется спиной об стену и стонет, сползая по ней на пол. Я бью его снова и снова: в живот, по ногам, яйцам, по его лицу. Образы моей матери и сестры вспыхивают в голове: дом, сгоревший дотла, жена Джо, умоляющая о жизни. Клянусь, в это момент я всё вижу свысока, словно выпрыгиваю из своего чёртового тела. Я врезаюсь кулаком в его лицо, хватаю за голову и ударяю ею об пол. И теперь всё, что я вижу — это образ Тор, окровавленной и плачущей. Эта мысль заставляет меня бить его ещё сильнее. Всё, что я слышу, это пульс в моих ушах, моё рваное дыхание и слабые вопли Эвана, пока я обрушиваю на него свою агрессию. Когда мне кажется, он уже понимает, что он на пути к смерти, я отхожу в другой конец комнаты, скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене.