дорого, и как она боролась за то, чтобы это сохранить, и какая ей еще предстоит
борьба, если она хочет, чтобы Тара осталась у нее. Скарлетт снова посмотрела на
Эшли, удивляясь, куда вдруг исчезли бушевавшие в ней чувства. Мысли были, а
чувств не было, словно ее выпотрошили: ей безразличен был и он, и Тара.
– Тебе нет нужды уезжать, – отчетливо произнесла она. – Я не допущу, чтобы вы
голодали из-за того, что я повисла у тебя на шее. Больше этого не повторится.
Она повернулась и пошла к дому прямо по неровному полю, на ходу скручивая в
узел волосы на затылке. Эшли стоял и смотрел ей вслед. Внезапно он увидел, как она
распрямила свои худенькие плечи. И этот жест сказал ему больше, чем любые слова.
21
Все еще сжимая в руке комок красной глины, Скарлетт поднялась по ступеням
крыльца. Она намеренно не пошла черным ходом, ибо острые глаза Мамушки
наверняка заметили бы – что-то неладно. А Скарлетт не хотела видеть ни Мамушку, ни вообще кого бы то ни было. Она не в силах была видеть людей, разговаривать. Ее
уже не мучил стыд, разочарование или горечь – лишь была какая-то слабость в
коленях да огромная пустота в душе. Крепко сжав глину, так что она просочилась
между пальцами, Скарлетт все повторяла и повторяла, точно попугай:
– Это у меня пока еще есть. Да, это у меня пока еще есть.
А больше у нее уже ничего не было – ничего, кроме этой красной земли, которую
несколько минут назад она готова была выбросить, как рваный носовой платок.
Сейчас же земля эта снова стала ей дорога, и Скарлетт лишь тупо подивилась
собственному безумию: как могла она с таким небрежением отнестись к земле.
Уступи Эшли ее напору – и она уехала бы с ним, даже не обернувшись, чтобы бросить
последний взгляд на свою семью и друзей, тем не менее даже сейчас, несмотря на
пустоту в душе, она понимала, что ей было бы тяжело покинуть столь дорогие
сердцу красные холмы, и узкие сырые овраги, и эти темные-призрачные сосны. Она
бы снова и снова с жадностью вызывала их в памяти до самого своего смертного дня.
Если бы она вырвала из сердца Тару, даже Эшли не смог бы заполнить
образовавшуюся в нем пустоту. Какой же Эшли все-таки умный и как хорошо он ее
знает! Вложил в ее руку комок влажной земли – и она пришла в себя.
Войдя в холл и уже прикрывая за собой дверь, Скарлетт вдруг услышала стук
копыт и обернулась, чтобы посмотреть, кто едет. Принимать сейчас гостей, – нет, это
уж слишком! Скорее наверх, к себе, и сослаться на головную боль.
Однако при виде подъезжавшей коляски Скарлетт в изумлении остановилась.
Коляска была новая, лакированная, и у лошади была новая сбруя, на которой тут и
там поблескивали начищенные медные бляшки. Кто-то чужой. Ни у кого из ее
знакомых не было денег на такой великолепный новый выезд.
Она стояла в двери и смотрела на приближавшуюся коляску, а холодный ветер, приподнимая юбки, обдувал ее мокрые ноги. Наконец коляска остановилась перед
домом, и из нее выскочил Джонас Уилкерсон. Потрясенная Скарлетт не могла
поверить своим глазам: перед ней был их бывший управляющий в роскошном
пальто, прикативший к тому же в отличном экипаже. Уилл говорил ей, что Джонас
стал явно процветать с тех пор, как получил эту новую работу в Бюро вольных
людей. Нахватал кучу денег, сказал Уилл, облапошивая то ниггеров, то
правительство, а то и тех и других: к примеру, отбирал у людей хлопок, а потом
клялся, что это был хлопок Конфедерации. Конечно, никогда бы ему не заработать
честным путем столько денег в такое тяжелое время.
И вот он перед ней – вышел из элегантной коляски и помогает выйти какой-то
женщине, разодетой в пух и прах. Скарлетт с одного взгляда увидела, что платье на
женщине – яркое до вульгарности, и все же глаза ее жадно вбирали в себя
мельчайшие детали туалета незнакомки: она ведь давно не видела новых модных
нарядов. Та-ак! Значит, юбки в этом году носят не такие широкие, подытожила она, оглядывая красную клетчатую юбку. Потом взгляд ее скользнул вверх, по черному
бархатному жакету – вот какие нынче их носят короткие! А до чего же смешная
шляпка! Чепцы, должно быть, уже вышли из моды, ибо на макушке у незнакомки
лежал нелепый плоский блин из красного бархата. И ленты завязаны не под
подбородком, как у чепцов, а сзади, под тяжелой волной локонов, ниспадавших на
шею из-под шляпки, – локонов, которые, как тотчас заметила Скарлетт, отличались