залатанные и наглаженные. На ней же платье было новое, без заплат – ну, чуточку
влажное, подумаешь, – собственно, единственное новое платье на балу, если не
считать белого атласного подвенечного платья Фэнни.
Вспомнив, что говорила тетя Питти о финансовом положении Элсингов, Скарлетт
подивилась, откуда они сумели взять денег на такое платье, на все эти напитки и
украшения, да еще и музыкантов. Должно быть, влетело им это в немалую сумму.
Наверно, заняли, а может, клан Элсингов сложился, чтобы устроить Фэнни свадьбу.
Такая свадьба в тяжелые времена выглядела не меньшим расточительством, чем
надгробия молодым Тарлтонам, и Скарлетт показалось это столь же странным и
раздражающим, как и тогда, когда она стояла на кладбище у могил своих бывших
ухажеров. Дни, когда можно было, не считая, швырять деньгами, отошли в прошлое.
Почему же эта люди продолжают поступать как в былое время, хотя былые времена
прошли?
Она постаралась выкинуть из головы эти раздражавшие ее мысли. В конце
концов, не ее это деньги и нечего портить себе удовольствие от вечера и кипятиться
из-за человеческой глупости.
Оказалось, что она хорошо знает жениха-Томми Уэлберна из Спарты, которого она
выхаркивала в 1863 году, когда его ранило в плечо. В то время это был красивый
молодой человек шести футов росту, променявший медицинский колледж на
кавалерию. Сейчас же он казался маленьким старичком – так согнула его полученная
в бедро рана. Передвигался он с большим трудом и «враскорячку», что, по мнению
тети Питти, выглядело непристойно. Но внешний вид, казалось, не волновал его, или, вернее, он над этим не задумывался и держался как человек, который ни у кого
не просит снисхождения. Он окончательно забросил медицину и стал подрядчиком –
нанял ирландцев и строил новый отель. Скарлетт подивилась про себя, как это он в
его состоянии управляется со столь тяжелыми обязанностями, но расспрашивать не
стала – лишь криво усмехнулась и подумала, что нужда и не такое заставит делать.
Томми, Хью Элсинг и маленький, похожий на мартышку Рене Пикар болтали с ней, пока столы и стулья отодвигали к стенам, освобождая место для танцев. Хью совсем
не изменился с тех пор, как Скарлетт в последний раз видела его в 1862 году. Он был
все такой же худющий и нервный, клок светло-каштановых волос все так же свисал
на лоб, и все такие же тонкие, никчемные были у него руки. А вот Рене со времени
своей скоропалительной женитьбы на Мейбелл Мерриуэзер заметно изменился.
Хотя в его черных, глазах по-прежнему поблескивали огоньки галльского юмора и
по-прежнему била в нем чисто креольская любовь к жизни, и он все так же
заливисто смеялся, в его лице появилось что-то жесткое, чего не было в первые дни
войны. Исчезла и надменная элегантность, отличавшая его в ту пору, когда он
расхаживал в своей сногсшибательной форме зуава.
– Щечки – как роза, глазки – как изумруд! – произнес он, целуя руку Скарлетт и
воздавая должное наложенным ею румянам. – Все такой же прелесть, как тогда, на
благотворительный базар. Помните? В жизни не забуду, как вы бросил обручальный
кольцо в мою корзинку. Очень, очень мужественно! Никак бы не подумал, что вы так
долго будет без новый кольцо!
Глаза его сверкнули ехидством, и он ткнул Хью локтем под ребро.
– А я никак бы не подумала, что вы будете разъезжать в фургоне с пирогами, –
сказала она.
Но вместо того, чтобы устыдиться столь унизительного занятия, о котором было
сказано во всеуслышание, Рене расхохотался с довольным видом и хлопнул Хью по
спине.
– Туше![13] – воскликнул он. – Это мой теща, мадам Мерриуэзер, заставлять меня
делать мой первый работа в жизни. Я, Рене Пикар, только растить скаковых лошадей
да на скрипочка играть, а вот теперь править фургон с пироги, и очень мне это
нравится! Мадам теща – она что угодно делать заставит. Надо ей генерал быть, и мы
бы выиграл война, а, Томми?
«Ну и ну, – подумала Скарлетт, – он с удовольствием разъезжает в фургоне с
пирогами, хотя у его родных было поместье – добрых десять миль земли вдоль
Миссисипи – и еще большущий дом в Новом Орлеане».
– Если бы наши тещи пошли с нами на войну, мы бы за неделю расправились с
янки, – в тон Рене сказал Томми и посмотрел на стройную прямую фигуру своей
новообретенной тещи. – Мы и продержались-то так долго только потому, что за
нами стояли наши женщины и не хотели сдаваться.