И тут же мысли вернулись к тому странному лучику, что появился в моей «темнице» перед приходом тетушки. Откуда он тут взялся? Может, за мной кто-то следит? Но кому это нужно? Неужели Каллеману? Я снова вспомнила мрачную черноту его взгляда и вздохнула. Наверное, если бы это был имперец, я бы даже обрадовалась. Знакомое зло как-то понятнее, чем неизвестное.
Звук открываемой двери заставил отвлечься от тревожных размышлений.
На порог упал отблеск света, потом он стал шире и ярче, и я увидела руку в форменном сюртуке, держащую свечу. Следом взгляд выхватил из темноты начищенные ботинки на толстой подошве, черные брюки и серый пикейный жилет. Гроу. Интересно, что он забыл в подвале?
– Леди Эвелин, ступайте за мной, – спустившись в мое «узилище», заявил дворецкий. Его гладко выбритая физиономия выглядела до нелепого напыщенной.
Я настороженно посмотрела на него и переспросила:
– Мое заключение окончено?
– Ее светлость желает вас видеть, – важно пояснил дворецкий. Золотые пуговицы тускло блеснули. – Миледи велела вам переодеться и прийти в гостиную.
Я поднялась с пола, молча обошла слугу и направилась к выходу. Ноги затекли, шею ломило, все тело казалось деревянным и с трудом меня слушалось, но я не хотела выглядеть слабой, поэтому упрямо тянула подбородок вверх и старалась держать спину прямо. Ступенька, вторая, третья – лестница вывела из подвала в узкий коридор для слуг. В первый момент, оказавшись наверху, зажмурилась. Мне показалось, что я ослепну, настолько ярким был льющийся из окон свет, однако постепенно глаза привыкли. Вскоре коридор закончился, я очутилась в холле первого этажа и свернула налево, к своей комнате.
– Зря вы упрямитесь, леди Эвелин, – идя за мной, пыхтел Гроу. – Леди Шарлотта не терпит лжи. И если вы будете продолжать покрывать злоумышленника, она может вернуть вас обратно в ту дыру, из которой вы приехали. Вам всего-то и нужно, что сказать правду, – продолжал уговаривать меня Гроу.
Интересно, это он из собственного усердия старается, или тетушка ему приплачивает за подобную лояльность?
– Можете мне не верить, но я и так говорила чистую правду, – вздохнула в ответ.
Я решила до конца держаться своей версии. Да и что мне оставалось?
– Напрасно вы упорствуете, леди Эвелин, – покачал головой дворецкий. – Было бы лучше…
Я не стала слушать ненужную проповедь и, скинув неудобные туфли, быстро пошла к своей спальне. Ноги подгибались от усталости, меня трясло от холода, но перспектива терпеть нудные нравоучения дворецкого перекрывала все.
– Леди Эвелин! – раздался раздосадованный возглас Гроу. – Подождите!
Еще чего! Пока он преодолеет восемь ро, пройдет не меньше десяти минут! Да я за это время успею добежать до своей комнаты и выспаться.
Я из последних сил припустила быстрее и, оказавшись в своих покоях, захлопнула за собой дверь. А потом без сил рухнула на кровать и раскинула руки, пытаясь отдышаться.
– Леди Эвелин! Впустите меня! Немедленно! – послышался вскоре недовольный голос. – Леди Эвелин!
Я не шевелилась. Потяжелевшие веки не позволяли открыть глаза.
– Я буду вынужден доложить Ее светлости о вашем неподобающем поведении!
Беги, докладывай… Пока ты добежишь до гостиной, пока вернешься обратно, я как раз успею прийти в себя. После бессонной ночи в холоде подвала мне было наплевать и на дворецкого, и на герцогиню, и на то, что меня ждет. Единственное, чего мне хотелось – это лежать в теплой постели и не шевелиться.
– Леди Эвелин! – не унимался дворецкий. – Откройте! Мэри, беги за ключами, – велел он служанке, но я с трудом расслышала его слова и спустя пару секунд уже сладко спала.
Разбудили меня громкие голоса, раздающиеся рядом с кроватью.
– А я тебе говорю, буди! – гундел дворецкий.
– Да вы только посмотрите, какая она бледненькая, – препиралась с ним Мэри. – Пусть хоть немного отдохнет, бедняжка. Это ж надо, всю ночь в сыром подвале провести!
– А лорд Каллеман, значит, ждать будет, пока она выспится? Буди, сказал!
Меня как ледяной водой окатили. Каллеман здесь? Интересно, что он забыл в доме герцогини?
Я с трудом открыла глаза. Голова гудела, словно соборный колокол. Ноги казались распухшими и одновременно онемевшими. Во рту было сухо, как в поле в летнюю засуху. Я даже вкус пыли на губах ощутила, как бывает, когда идешь по выжженной солнцем проселочной дороге.