Его сын и невестка шептались, хихикали и постоянно трогали друг друга – все в рамках приличий, да-да… – убедительно изображая счастливую семейную пару. Слишком, черт побери, убедительно! И присматривать за этим Бояринцеву, как выяснилось, совершенно не нравилось.
Девчонка в том зеленом шелковом платье – сам его купил, идиот! – со своими полудетскими голыми плечиками и приподнимающими легкую ткань пухлыми грудками выглядела одновременно ангельски-невинно и сокрушительно женственно, и этот адский коктейль будоражил кровь, вызывая дикое желание оттащить ее куда-нибудь в укромное место и тискать, вспоминая дивное теплое тело на ощупь и на вкус. Черт побери, да он смотреть не мог на нее спокойно, а она пила вино маленькими глоточками и что-то ворковала своему мужу на ухо. И, когда она пожимала плечами, грудки подпрыгивали и опускались обратно. Он проклял все на свете.
А когда к этим пыткам добавились пьяные поползновения Инессы, пара порций виски и милые поцелуйчики молодых, все и вовсе вышло из-под контроля. Он взбесился настолько, что додумался вытащить девчонку из-за стола, увести ее из зала у всех на глазах, а потом затолкать в кусты и там объявить ей, что он все знает.
Зачем?
В первый раз в жизни крутой бизнесмен, так сказать, акула бизнеса, суровый и безжалостный воротила, который ничего не делает, не просчитав со скоростью компьютера все последствия, и никогда не говорит просто так… В первый раз в жизни он не знал, что самому себе ответить на этот вопрос.
Он видел, как она испугалась. До одури, до трясучки, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Но Ульяна его удивила. Как-то быстро взяв себя в руки, загнанная в угол дичь бросилась на охотника. Его жесткий взгляд, который и куда более крепких мужиков заставлял притихнуть и отступить, ее не остановил. Ей было наплевать, и это вызывало невольное уважение. Она нарочно злила его и за считаные секунды сумела взбесить настолько, что он чуть было не набросился на нее. Неистовое, звериное возбуждение, дикое, почти неконтролируемое желание смять, затискать, зацеловать допьяна… Подчинить, задрать подол, сдвинуть в сторону мокрые трусики и взять ее прямо там, в укромном уголке сада, среди стриженых высоких кустов. Заставить хрипло стонать, метаться, рыдать, умоляя о продолжении. И дать то, что просит, грубо, жестко, яростно. Так, чтоб потом коленки тряслись и на ногах стоять не могла. Присвоить себе, раз и навсегда…
Желание было такой неуправляемой силы, что даже мысль о том, что богема, политики, бизнесмены – все, кто хоть чего-то стоил в этом городе, веселились и пировали в двух шагах оттуда, и это бы убило его репутацию окончательно… Даже эта мысль не могла остановить.
Как ему удалось сдержаться, он до сих пор не понимал. А вот отношения с невесткой теперь были совершенно испорчены, и зачем его понесло в их номер после вечеринки, он бы и сам не ответил.
Поговорить, договориться или действительно проконтролировать, все ли у нее в порядке? Но эта тихая мышка вдруг обнажила на удивление крепкие зубки, и ей опять в считаные минуты удалось вывести его из себя.
И хотя Бояринцев вроде бы и не вел никакой игры, но почему-то почувствовал, что проигрывает раунд за раундом. Он знал лучший способ снятия стресса. Нет, есть, конечно, еще один, куда лучше, но этот смело можно поставить на второе место.
Отжиматься от пола, пока руки не начнут подкашиваться. Сто, сто пятьдесят, сто восемьдесят… Отталкивать землю от груди. Это помогло, как всегда. Почти обессиленный, он зашел в душ, включил сначала прохладную воду, а потом и вовсе ледяную. Это поможет остыть, жалеть себя Бояринцев не привык. И точно так же он не привык жалеть о своих поступках.
Он закрутил кран, шагнул на коврик, показавшийся теплым после ледяных струй, и принялся растирать кожу полотенцем до красноты. В дверь номера постучали и тут же бесцеремонно вошли. Что еще за ерунда? Небрежно обернув полотенце вокруг бедер, Бояринцев выглянул из душа.
– А вот и я, – пропела Инесса, звякнув бокалами о бутылку…
Она была катастрофически пьяна и, кажется, собиралась продолжить, а судя по количеству бокалов, Бояринцев был торжественно назначен собутыльником. Инесса качнулась и сфокусировала на нем свой взгляд, в котором тут же появился жадный неприкрытый интерес. Ее глаза скользнули по шее, проехались по груди и замерли, уткнувшись в полотенце. Инесса облизала губы, и Бояринцев чертыхнулся про себя. Какого лешего он не набросил халат? Тоже мне нашелся пещерный человек в набедренной повязке.