Выбрать главу

— Странный человек… был ваш Фетисов, — медленно проговорил Демин.

— Был? — переспросил начальник отдела. — Это в каком смысле? Влип куда-нибудь? Если что — мы характеристику напишем, на поруки возьмем… А что — и возьмем! Если, конечно, ситуация позволяет…

— Не позволяет, — сказал Демин, отворачиваясь. Он чувствовал себя неловко от того, что так долго расспрашивал о Фетисове, не сказав, что тот уже мертв. — Нет вашего Фетисова… Убит.

Начальник с недоумением вскинул выгоревшие брови, поморгал, оглянулся в беспомощности по сторонам.

— То есть… Вы хотите сказать, что его уже нет в живых? — спросил он с такой невероятной надеждой в голосе, что Демин не смог ответить, только кивнул. — Что же вы мне сразу не сказали?

— А потому не сказал, что вы мне и половины бы не поведали из того, что я сейчас узнал. Да и случая не было вставить в разговор. Так что уж простите.

— Да ладно, чего там… Скажите, а это точно, совершенно точно… ну, что он убит?

— Точней не бывает.

— Жена знает?

— Вряд ли… Надеюсь поговорить с ней сегодня… Скажите, а вы не узнавали у нее, почему Фетисова на работе нет?

— Она послала меня к черту. И я подумал, что, если чертыхается, значит, ничего страшного.

— Подобные случаи уже бывали?

— Бывали, — подтвердил начальник неохотно. — Я же говорил, она к нам приходила, просила призвать к порядку. Она не первая его жена, и все шло к тому… В общем, можно было предположить, что и не последняя.

— Что она за человек? — спросил Демин.

— Он звал ее клин-бабой. Есть такое приспособление у строителей… Нечто вроде кувалды, которой долбят мерзлый грунт, разбивают старые постройки…

Демин заметил, что лицо начальника как бы погасло. Только что оно освещалось возмущением Фетисовым, удивлением, любовью, в конце концов, а теперь на нем можно было прочесть лишь беспомощность.

— Фамилия Сухов вам ни о чем не говорит? — спросил Демин.

— Сухов? Нет. Первый раз слышу.

— Вы не знаете, у Фетисова был друг, знакомый, приятель по имени Николай?

— Николай? Хм, — начальник пожал плечами. — У нас в отделе есть один Николай, но он в отпуске, недели три его уже нет.

— А скажите, вы не замечали за Фетисовым… Не было у него второй жизни, каких-либо занятий, увлечений, какого-то времяпрепровождения, помимо работы? Знаете, бывают охотничьи компании, садовые, пчелиные…

— Второй жизни? — Начальник подумал, обхватив лицо ладонью. — Нет, не могу сказать… Он поступил в университет, зачем — ума не приложу. Мы все только посмеивались. Действительно, когда человек со сложившейся судьбой, профессией вдруг делает такой прыжок в сторону… Это и смешно, и озадачивает, и даже… вызывает уважение. Хотя, откровенно говоря, нужен ему университет как зайцу клипсы!

— Он не объяснял, зачем ему это понадобилось?

— Всерьез не объяснял. Хочу, говорит, свои таланты развивать. Хотя… Вот сейчас я вспоминаю… Не исключено, что он говорил это всерьез. Да! — Лицо начальника оживилось. — Он ведь басню написал! Или сказку — не знаю, как назвать это его произведение. Напечатали в молодежной газете! С полгода уже прошло.

— О чем басня?

— А! Решил наш Фетисов выступить в защиту природы. Леса, дескать, давайте охранять, атмосферу не будем загрязнять. Что-то в этом роде. Когда напечатали, счастлив был неимоверно! Всем в отделе подарил вырезку из газеты. Да-да! Закупил несколько десятков экземпляров, вырезал, наклеил на листы ватмана, расписался и каждому вручил… Даже помню строчки… «Давайте землю все беречь — к тому веду свою я речь». Вот так…

* * *

В университете Демину удалось узнать немного. Секретарь из деканата подтвердила, что действительно есть такой студент на вечернем отделении филфака. В группе, кроме него, занимаются одни девушки. Раскрыв журнал посещения, секретарь заметила, что на занятия Фетисов ходил исправно, но на экзаменах не блистал, однажды даже с позором был изгнан за пользование шпаргалками. Но группа вступилась за него, девушки пообещали подтянуть Фетисова, и через две недели великовозрастный студент с грехом пополам пересдал историческую грамматику.

В редакции молодежной газеты с трудом нашли человека, который вспомнил басню Фетисова, опубликованную полгода назад. Девушка из отдела писем, узнав, что с ней хочет побеседовать самый настоящий следователь, почувствовала себя польщенной и даже нашла кабинет, где можно было поговорить без помех. Но стоило Демину назвать фамилию Фетисова, как она потеряла интерес к предстоящему разговору.

— А, Фетисов, — протянула она, скривив губы. — Был такой, что-то его не видно последнее время. Типичный графоман.

— Простите, я в этих делах человек темный, — Демин смущенно улыбнулся, — что вы имеете в виду?

— У Фетисова типичный для графомана возраст, заискивающие манеры, готовность без конца править и переделывать свои произведения, безмерная жажда быть опубликованным в любом виде, под любой заметкой… Есть такая болезненная страсть — видеть свою фамилию в печатном исполнении.

— Все, что вы сказали, можно отнести к Фетисову?

— Вполне.

Демин посмотрел на красивое, не замутненное печальными раздумьями лицо девушки, на ее ухоженные руки, на яркую пачку сигарет, которой она играла, постукивая о стол…

— Что это вы так пристально рассматриваете меня? Я что-то не так сказала? — резко отодвинув стул, девушка легко забросила ногу на ногу.

Демин обратил внимание на цвет ее одежды — конечно же, при голубых джинсах должен быть желтоватый свитер с высоким воротником, колечко, естественно с бирюзой, сумка с длинным ремнем, болтающаяся на спинке стула, разумеется, из натуральной кожи, натурального желтоватого цвета.

— Как вас зовут? — спросил Демин.

— Клара. А вас?

— Валентин, — Демин помялся, ему хотелось ограничиться одним только именем, но, понимая, что это будет грубоватой попыткой быть ближе этой девушке, он добавил: — Сергеевич. Скажите, Клара, какое впечатление производил на вас Фетисов? Каким он вам показался? Я имею в виду не его литературные потуги… Ведь в редакции он с вами имел дело?

— Да, мне приходилось заниматься им, — внесла Клара почти незаметную поправку. — Одно время он зачастил к нам, это было после того, как мы опубликовали одну его фитюльку… Произведение это, если можно так выразиться, ничего собой не представляло, но мы готовили страницу, посвященную охране природы. Материала, как водится, не хватало, а тут Фетисов подвернулся… Мы подготовили его басню и дали в номер. Мне пришлось ее всю начисто переписывать, но лучше она не стала. Хорошо хотя бы то, что запятые на месте стояли. И потом мы подписали, что это, дескать, из редакционной почты, наш читатель сочинил, а читателю позволено и так писать… После публикации, как я поняла, на него навалилось нечто вроде вдохновения, и через неделю он принес целый ворох своей макулатуры и даже пообещал написать роман про надувного бегемота.

— Про надувного бегемота? Это должно быть нечто интересное?

— Могу себе представить! — рассмеялась Клара.

— Клара, если я правильно понял, его сотрудничество в редакции ограничилось этой злополучной басней?

Демин вдруг понял, что ему нравится эта девушка, ее улыбка, манера разговора. Правда, несколько коробило откровенное пренебрежение к Фетисову, но он не торопился делать выводы, да Клара и не знала, что тот мертв.

— Нет, мы однажды поручили ему ответить на несколько читательских писем. Хотели как-то поощрить человека, уж больно он… Понимаете, он все время лебезил, угодничал, бегал для нас в буфет за бутербродами, все старался нечто значительное произнести о журналистике, о жанрах, стиле газетных материалов… Говорю же — графоман. Их хлебом не корми, дай только порассуждать о чем-то высоком.