— А его дочь, княжна Мария Александровна? Ведь она обручена с вашим величеством.
— Что же такое? Обручена, но не венчана. Кстати, сегодня же сделать распоряжение, чтобы в церквах дочери Меншикова на ектеньях не поминали и моей невестой не называли. О том нужную бумагу изготовь и пошли к преосвященному Феофану, — тоном, не допускающим возражений, проговорил император-отрок.
Да и кто стал бы возражать ему? Все вельможи, весь двор радовались падению всесильного временщика, и более других тому радовался хитрый Остерман.
Участь Меншикова была окончательно решена. Птенец великого Петра, всесильный, почти полновластный правитель России, пал… Этого колосса и богатыря победил державный мальчик.
Пётр II был почти обязан возведением на престол Меншикову, но, несмотря на это, тяготился им, не любил его… Да и мог ли он любить человека, который чуть ли не первый подписал смертный приговор его отцу, злосчастному царевичу Алексею Петровичу? Мог ли забыть юный Пётр то пренебрежение, с каким относился к нему и к его сестре Наталье Меншиков во время царствования императрицы Екатерины I? Царственные дети — Пётр и Наталья — жили совершенными сиротами, в забросе, в задних комнатах дворца; оба они нуждались во многом, и всё из-за того же Меншикова, потому что временщик сокращал расходы на их содержание. Могли ли всё это забыть царственные дети?
Прежние грехи Меншикова, то есть его различные злоупотребления и те приёмы, какими были нажиты Меншиковым миллионы — одних крестьян у него было около ста тысяч человек, — всё это слышал и знал император-отрок и решился опять обратить Меншикова в ничто, из которого тот вышел по воле великого преобразователя.
На человека, который титуловал себя так: «Мы, Александр Меншиков, римскаго и российскаго государства князь, герцог Ижорский, наследный господин Аранибурга и иных, его царскаго величества всероссийскаго первый действительный тайный советник, командующий генерал-фельдмаршал войск, генерал-губернатор губернии Санкт-питербурхской и многих провинций его императорскаго величества, кавалер святого Андрея и Слона, и Белаго и Чернаго орлов и пр., и пр.» [10] — обрушилась опала императора-отрока.
— Довольно властвовать и самовольничать Меншикову; надо положить этому конец! Он слишком много о себе возмечтал и, кажется, про то забыл, что я — император… надо ему напомнить об этом, — сказал Пётр своей сестре Наталье Алексеевне.
— А как же ты, Петруша, поступишь со своей невестой?
— С какой? У меня нет невесты.
— А дочь Меншикова, Мария?
— Она была моей невестой прежде. Когда меня с нею обручали, тогда я находился под опекой Меншикова, он делал со мною, что хотел. А теперь, Наташа, всё не то, эту опеку я сбросил со своих плеч… Я ни с кем не хочу разделять свою власть. Я — император, мне Бог вручил эту власть, — с большим воодушевлением проговорил император-отрок.
— Петруша, как ты хорош в своих словах! Ты говоришь совсем как большой, — любуясь державным братом, с восхищением проговорила великая княжна Наталья Алексеевна.
— А кроме того, я ещё силён. Меншиков против меня богатырём смотрит, а я осилил его, — детски-хвастливо проговорил император-отрок. — Однако оставим говорить про это. Меншиковы мне страшно надоели, и я буду очень рад скорее отделаться от них. Дня через два-три их не будет…
Между тем Меншиков принимал все меры для поддержания ускользавшей от него власти и, чтобы хоть несколько умиротворить государя, послал к нему свою жену и дочерей.
Немало пришлось выждать Дарье Михайловне в Петергофском дворце, пока о ней доложили императору. Её дочери направились на половину великой княжны Натальи Алексеевны.
Холодно принял её государь и спросил о цели её прихода.
— Я пришла к вам, государь, за милостью, — со слезами ответила Дарья Михайловна, опускаясь на колени.
— Встаньте, княгиня, и говорите, что вам надо?
— Милости, пощады, государь!
— Вы, княгиня, просите за мужа?
— За него, ваше императорское величество.
— Ваши просьбы напрасны, княгиня. Ваш муж слишком много взял на себя. В своих поступках он совсем забыл, что император российский — я, а не он. Он злоупотреблял доверием покойной императрицы: царствовала не она, а Меншиков. Ему хотелось точно так же властвовать и в моё царствование, но это ему не удастся. Нет, довольно! — громко и с волнением проговорил император-отрок, быстро расхаживая по кабинету.
— Не о власти просит мой муж, ваше величество, а о снисхождении.
— Довольно; он — и то не в меру пользовался моим снисхождением… его надо бы предать строгому суду, но я не хочу этого, помня старые заслуги Меншикова.