— Да, да, это его, окаянного, дело. Но я не дам ему властвовать над Марусей, единым словом вырву её у него из рук, — горячо проговорила Марина.
— Ох, боюсь я, Маринушка, что князь Иван не послушает твоего слова, — возразил ей молодой офицер. — Его словом не проймёшь.
— Пройму!.. И князя Ивана пройму, и его отца… Да как ещё пройму-то! Ведь слово моё заветное, и скажу я его только князю Ивану или его отцу, а больше никому не скажу.
— Странное же, таинственное у тебя слово!
— Да, таинственное, и скажу я его другим, лишь когда умирать стану. Вот что, барин: ты вперёд один ступай к Ивану Долгорукову, выручай свою невесту, а если тебя он не послушает и Маруси не отдаст, тогда уж я сама пойду. Мне-то не посмеет отказать. Ступай, барин ласковый, помогай тебе Бог!
Конечно, Храпунов тотчас же отправился к Долгорукову.
Злоба и ревность закипели в нём, когда он увидал своего врага.
— Князь, отдай мне невесту, — мрачно произнёс он, едва сдерживая себя.
— Ты, видно, рехнулся?.. Какую невесту? — насмешливо посматривая на него, спросил князь Иван.
— Марусю.
— Я не знаю никакой Маруси!.. Что, видно, твою зазнобу-то у тебя отбили, из-под носа унесли?
— Унёс ты, князь Иван, да и не унёс, а выкрал её, как разбойник дорожный!
— Что? Как ты молвил? — бледнея, как смерть, дико вскрикнул князь Иван.
— Говорю, что ты мою невесту выкрал, — спокойно повторил Лёвушка.
— Да как ты смеешь, наглец, говорить мне это? Да я… я убью тебя, как собаку! — и, трясясь от бешенства, князь Иван со сжатыми кулаками ринулся было на Храпунова, но тот отстранил его от себя.
— Поостынь, князь… Я ведь сильнее тебя.
— Слушай, слушай, Храпунов! Ты стал теперь моим непримиримым врагом! Ну да, ты отгадал: это я приказал своим холопам выкрасть твою невесту. Она теперь в моих руках, в моей воле, — вызывающим тоном промолвил Долгоруков, — и я отдам её только тогда, когда сам вдосталь натешусь…
— Подлец! Я… я убью тебя! — и Храпунов, вне себя от бешенства, выхватил из ножен саблю и ринулся было на Долгорукова.
Князь Иван переменился в лице, отступил к двери и быстро отворяя её, громко крикнул:
— Гей, ко мне!
В горницу вбежало несколько слуг.
— Возьмите его и свяжите: он рехнулся! — повелительно проговорил Долгоруков.
Лёвушка бросил саблю и не стал сопротивляться. Ему связали руки, отвели его на гауптвахту и заперли там в арестантскую горницу, обвиняя в покушении на жизнь царского любимца.
Храпунову если не угрожала смертная казнь, то все же предстояла вечная ссылка в Сибирь. Но Лёвушка не боялся этого — ему почему-то думалось, что старая Марина выручит из беды; он покорился своей участи и ждал, чем всё это окончится.
Так прошло два дня. Старуха Марина, с большим нетерпением ждавшая Храпунова, догадалась, что с Лёвушкой случилось что-нибудь неприятное, и решилась отправиться в Головин дворец. Там имел временное пребывание будущий тесть императора, князь Алексей Григорьевич Долгоруков со своей семьёй.
Больших трудов, усилий, а также и денег стоило Марине добиться свидания с князем Алексеем, но всё же её впустили на его половину.
— Ты кто? Что тебе надо? — грубо спросил он у вошедшей в его приёмную Марины.
— Тебя мне надо, сиятельный князь, — смело ответила та, — мне надо говорить с тобою.
— Говори… только поскорее, мне недосуг.
— Ну нет, князь Алексей Григорьевич, разговор у нас с тобой будет не скорый, и ты выслушаешь меня.
— Я прикажу взашей прогнать тебя! Ты, кажется, старая дура, не знаешь, с кем говоришь?
— Я-то знаю, с кем говорю, а вот ты-то, князь, не знаешь этого. Гнать-то меня нечего. Ты вот лучше прежде взгляни на этот перстенёк, знаком ли он тебе? — и Марина показала князю золотой перстень с изумрудом.
Едва только взглянув на этот перстень, князь Алексей Григорьевич быстро изменился в лице и задыхающимся от волнения голосом спросил:
— Как попал к тебе этот перстень?
— По наследству, князь, от дочери.
— От Марии? Стало быть, ты…
— Я — мать умершей Марии.
— Возможно ли?.. Пойдём скорее в кабинет, там никто нам не помешает.
Князь Алексей Григорьевич провёл старую Марину в свой кабинет, заперся там с нею и долго о чём-то говорил. Когда ж он отпер дверь кабинета и выпустил оттуда старушку, то был страшно бледен и сильно взволнован. Он сам почти до передней проводил Марину и, расставаясь с ней, тихо сказал:
— Успокойся: твоя внучка непременно вернётся к тебе!
Проводив Марину, князь немедленно приказал позвать к себе сына Ивана. Царский фаворит в то время находился дома и пришёл на зов отца.