— Какой из меня ценитель, — засмеялась Айри. — Я простая служанка.
— Неправда, — решительно возразил Треплос. — Боги дали тебе не только прекрасный облик, но и доброе сердце.
Девочка смущенно отвернулась, а парень продолжал с прежним накалом.
— Ни за какие деньги не купишь умение видеть красоту окружающего мира, неба, ветра, стихов! Да большинство Милетских богачей не оценили бы того, что я тебе прочитал. Им больше по душе грубая лесть! А ты сразу оценила талант поэта, разглядела в простых словах его душу! Это просто удивительно!
Он передвинулся ближе к Айри и озабоченно спросил:
— А может быть в твоей семье тоже любили стихи?
— Я сирота, — вздохнула Айри и шмыгнула носом.
— Прости, я не хотел тебя огорчить, — казалось, Треплос сам вот-вот расплачется. — У меня самого нет родителей. Я жил у дяди, который относился ко мне как к рабу! Даже хуже… Вот почему я все время хотел уехать из Милеты.
— После смерти матери меня воспитывала одна женщина, — вздохнула девочка. — Два года назад она умерла, и я осталась совсем одна.
— Она была хорошей? — участливо спросил поэт.
— Очень! — ответила Айри и, поколебавшись, добавила. — Её звали Шило. Она научила меня многим вещам, в том числе, и слушать стихи.
— Как это? — заинтересовался Треплос.
— Она любила их читать и даже сама писала…, — от нахлынувших воспоминаний захотелось плакать, девочка всхлипнула. — Только она никому не говорила об этом, даже мне.
— Как же ты узнала?
— Однажды Шило поссорилась… со своим другом, — начала рассказывал Айри, понизив голос. — Я не знаю, почему и кто из них в этом виноват. Она очень страдала. Но как гордая женщина не могла идти мириться первой. Шило написала письмо и отправила меня с ним. Друг прочитал его при мне вслух. Так я узнала, что моя воспитательница пишет стихи.
— Наверное, они были замечательные? — вздохнул юноша.
— Да, — ответила девочка и тихо заговорила:
— Красиво! — пробормотал Треплос. — Просто замечательно! Они помирились?
— Конечно, — ответила со вздохом Айри. — Вот после этого случая Шило и стала читать мне свои стихи. А потом ее убили.
— Мне так жаль, — проговорил поэт.
С палубы гребцов раздался легкий стук.
Девочка встрепенулась.
— Ой! Как долго мы тут сидим! Прости, Треплос, мне надо идти.
— Хороших снов, Айри, — улыбнулся поэт, и прежде чем она успела опомниться, наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.
Девочка хотела его ударить, но он легко перехватил ее руку и еще раз поцеловал в уголок губ.
— Спокойной ночи.
Айри вырвалась и, шипя рассерженной кошкой, спустилась с кормовой палубы. Весь следующий день она подчеркнуто не обращала на него внимания. После полудня Нарон все же решился поднять парус, и гребцы смогли отдохнуть. Треплос вновь попытался с ней заговорить.
— Я тебя обидел? Прости.
Вид у него был такой смешной и виноватый, что девочка не выдержала и улыбнулась.
— Ага! Вот ты и смеешься!
Вечером они вновь сидели на носу, Треплос читал ей стихи, а она внимательно слушала, наслаждаясь его звучным бархатным голосом. Расставаясь, поэт вновь поцеловал Айри. На этот раз она не стала возражать, а на третий вечер едва не задохнулась от охватившего ее восторга.
Александр с ленивым любопытством наблюдал за стремительно развивающимся романом служанки Тусета и милетского поэта, которого он про себя окрестил «самовлюбленным бабником». Когда они первый раз засиделись допоздна, Алекс хотел вмешаться и поставить Треплоса на место. Но потом передумал. Парень вел себя предельно вежливо и корректно, читал стихи, не домогался, а очаровывал. Но парочка видимо услышала какой-то шум и рассталась.
Увидев утром мечтательно — довольную физиономию Айри, Александр понял, что девочка совсем не возражает против нового свидания с Треплосом. Так зачем же мешать? Он ей не брат, не отец и даже не дядя, а всего лишь «хранитель приданого». Пусть разбирается со своими парнями сама. Алекс точно знал, что поэт подробно расспросил гребцов о Тусете, об Айри и о нем. Если девочка захочет замуж за этого хлыща, он возражать не станет и сразу отдаст причитающуюся долю сокровищ, чтобы с удовольствием забыть о её существовании. Александр уже вмешался в судьбу одной девушки и не получил от этого ничего, кроме неприятностей. Больше он не совершит подобной ошибки. «Каждый сам за себя, и гиппопотамы будут сыты», — вспомнил он слова из какого-то фильма и, успокоившись, стал следить за развитием событий.