- Конечно, подойдет, - рассмеялся я, но через день-два Оскара охватило смущение, он снова сказал мне, что это - из-за денег, потом признался, что сначала боялся, что я не захочу заплатить все его долги, когда узнаю сумму, так что решил сообщать мне о них постепенно, чтобы я точно заплатил хотя бы что-то. Это жалкое, плачевное признание внушило мне страх за Оскара. Было видно, что он поднаторел в подобных мелочных трюках, и у него слишком мало гордости. Конечно, из-за этого я не стал меньше восхищаться его качествами, был столь же полон решимости дать ему заслуженный шанс. Если его можно было спасти, я был решительно настроен это сделать.
Мы встретились на Лионском вокзале в воскресенье вечером. Я нашел его за обедом в кафетерии: на столе было как-то на удивление много пустых бутылок. Оскар выглядел ужасно угнетенным.
- Фрэнк, со мной кое-кто обедал, друг, - попытался объяснить Оскар.
- Почему он не подождал? Мне хотелось бы на него взглянуть.
- О, это - не тот человек, который мог бы тебя заинтересовать, Фрэнк, - ответил Оскар.
Я сел за его столик и заказал чашку кофе в ожидании поезда. Оскар был ужасно мрачен, с трудом говорил, я не мог разобрать ни слова. Время от времени он тяжело вздыхал, и я замечал, что глаза у него красные, словно он плакал.
- В чем дело? - спросил я.
- Расскажу позже, наверное. Очень тяжело, расставание - словно смерть, - и глаза Оскара наполнились слезами.
Вскоре мы сели в поезд и поехали в ночь. Я был настолько беззаботен, насколько это было возможно. Я думал о том, что наконец-то освободился от журналистики, и теперь еду на юг, чтобы писать книгу о Шекспире, и Оскар тоже будет работать в столь приятных условиях. Но мне не удавалось добиться от него ни единой улыбки, он сидел угнетенный, время от времени безнадежно вздыхал.
- Ради всего святого, скажи, в чем дело? - закричал я. - Вот ты едешь к солнечному свету, к голубым небесам и Средиземному морю винного цвета, и при этом ты недоволен. Мы остановимся в гостинице возле маленькой пропеченной солнцем долины, ведущей к морю. Ты будешь ходить из гостиницы по ковру сосновых игл, в долине у твоих ног будут цвести фиалки и анемоны, тебя будет услаждать аромат розмарина и мирта, а птица, вместо того, чтобы петь от радости, сложила крылья и повесила голову в хандре.
- О, не надо, - воскликнул Оскар и посмотрел на меня глазами, полными слёз. - Фрэнк, тебе не ведома великая романтическая страсть.
- Именно из-за нее ты сейчас страдаешь?
- Да, из-за великой романтической страсти.
- Боже правый! - рассмеялся я. - И кто же стал предметом этой новой привязанности?
- Не смейся надо мной, Фрэнк, иначе я тебе не расскажу. А если будешь слушать, я попытаюсь рассказать тебе об этом всё, думаю, тебе следует знать, и кроме того, наверное, если я тебе расскажу, это облегчит мою боль, так что зайди в купе и слушай.
Помнишь, как-то летом ты телеграфировал мне из Кале, назначил встречу в ресторане «Мэйр» с тем, чтобы потом мы пошли в «Театр Антуана», и я очень сильно опоздал? Помнишь вечер, когда за соседним столиком обедал Ростан? Это было именно в тот вечер. Я подъехал к ресторану «Мэйр» вовремя, как раз собирался выйти из «виктории», и тут увидел солдатика, проходящего мимо, наши взгляды встретились. Мое сердце замерло - у него были огромные темные глаза и утонченное лицо оливкового цвета - флорентийская бронза, Фрэнк, творение великого мастера. Он был похож на Наполеона в его бытность консулом, но - не столь императорская внешность, красивее...
Я был словно под гипнозом, пошел за ним по бульвару, как во сне: помню, возница побежал за мной, я дал ему монету в пять франков, я понятия не имел, сколько ему должен. Я не хотел слышать его голос - это могло разрушить чары, я молча шел за своей судьбой. Вскоре я обогнал парня, пригласил пойти выпить со мной, и он ответил в колоритном французском стиле:
- Ce n'est pas de refus! (Слишком хорошо, чтобы отказаться).
- Мы пошли в кафе, я что-то заказал. Забыл, что. Завязался разговор. Я сказал, что мне понравилось его лицо, когда-то у меня был друг, похожий на него, и мне хотелось всё о нем знать. Я торопился поскорее встетиться с тобой, но сначала нужно было подружиться с ним. Он начал рассказывать мне всё о своей матери, Фрэнк, да, о матери, - тут Оскар невольно улыбнулся.
- Но в конце концов я у него выпытал, что он всегда свободен по четвергам и будет очень рад меня видеть, хоть и не понимает, что мне могло в нем понравиться. Я выяснил, что больше всего в жизни он мечтает получить велосипед: он говорил о никелированных рулях и цепях, и в конце концов я сказал ему, что это можно устроить. Он был очень благодарен, так что мы назначили рандеву на следующий четверг, и я сразу же пошел обедать с тобой.