Потом мы весь день гуляли по берегу моря и заросшим соснами холмам. Следущее утро я посвятил работе, но днем был свободен, мог гулять и исследовать местность. Во время одного из первых своих странствий я нашел монастырь среди холмов, на высоте сотен футов над уровнем моря, его построил и настоятелем был итальянский монах. Я познакомился с отцом Вержилем и отлично с ним побеседовал. Он был человеком мудрым и сильным, с приятными мягкими манерами. Если бы он в юности уехал из своей итальянской рыбацкой деревушки в Нью-Йорк или Париж, он определенно добился бы величия и почета. Однажды я привел Оскара с ним повидаться - из нашей гостиницы до монастыря было минут сорок пять ходу, но Оскар всю дорогу ворчал, что тут идти много миль, дорога в колдобинах, палит солнце. Правда заключалась в том, что Оскар был невероятно ленив. Но его очаровали учтивые манеры итальянца и его яркая речь, а когда мы с аббатом остались наедине, он спросил у меня, кто это.
- Должно быть, он - великий человек, - сказал аббат. - На нем - печать величия, должно быть, он жил при дворе. Ему присуща очаровательная, грациозная, улыбчивая учтивость величия.
- Да, - загадочно кивнул я. - Великий человек инкогнито.
Аббат оставил нас на обед, заставил попробовать его старейшие вина, специальную настойку собственного изготовления. Рассказал нам, как он построил этот монастырь без денег, а когда мы начали восклицать от удивления, мягко нас урезонил:
- Все великие строения возводят с помощью веры, а не денег. Зачем же удивляться, что это крошечное здание прочно стоит на столь незыблемом фундаменте?
Когда мы вышли из монастыря, была уже ночь, фантастические тени от листвы лежали на залитой лунным светом тропинке, когда мы шли по лесной дороге к морскому побережью.
- Помнишь эти слова Вергилия, Фрэнк? «Подруга молчаливая луна»? Они всегда мне казались неописуемо прекрасными. Самая волшебная строка, которая когда-либо была написана о луне, кроме строки Браунинга в стихотворении, в котором он упоминает Китса - «даже его». Люблю эту «подругу молчаливую». Какая прекрасная душа, должно быть, была у человека, который был способен почувствовать «дружелюбное молчание луны».
Когда мы спустились с холма, Оскар заявил, что устал.
- Устал, пройдя всего милю? - удивился я.
- До смерти устал, изможден, - сказал Оскар, смеясь над своей ленью.
- Может быть, возьмем лодку и переправимся через залив?
- Прекрасно! Конечно, так и сделаем, - и мы пошли на пристань. Никогда я не видел столь спокойных вод: половину залива скрывала гора, он был матовым, словно неотшлифованная сталь. Немного дальше вода скрывалась под пурпурным щитом с гербами из игристого серебра. Мы позвали рыбака и объяснили, чего хотим. Когда мы сели в лодку, к моему удивлению Оскар назвал мальчика-рыбака по имени: очевидно, он хорошо его знал. Когда мы пристали к берегу, я вышел из лодки и пошел в гостиницу, оставив Оскара наедине с мальчиком...
За две недели я многое узнал об Оскаре в то время: он был исполнен праздности, решительно настроен убивать время, часами разговаривая с рыбаками, или же брал экипаж, ехал в Канны и развлекался в каком-нибудь придорожном кафе.
Он никогда не любил ходить пешком, а я каждый день проходил пешком много миль, так что мы проводили вместе лишь один-два дня в неделю, встречались так редко, что почти все наши разговоры были важны. Не раз звучали имена современников, я впервые заметил, что Оскар на самом деле презирает почти всех. О многих, кто считался его друзьями, он высказывался очень резко. Однажды мы говорили о Рикеттсе и Шэнноне. Я сказал, что, если бы Рикеттс жил в Париже, он прославился бы: многие его полотна я считал выдающимися, а ум у него был чисто французский - даже язвительный. Оскар не хотел слушать похвалы ни в чей адрес.
- Знаешь, как я их называю, Фрэнк? Мне это определение нравится. Я их называю «Вспыльчивость и темперамент».
Из-за наказания ли Оскар несколько озлобился, или просто не устоял перед соблазном произнести остроумную фразу?
- А что ты думаешь об Артуре Саймонсе? - спросил я.
- О Фрэнк, я давно о нем сказал, что он являет собой печальный пример эгоиста, у которого нет «эго».
- А как насчет твоего соотечественника Джорджа Мура? Он довольно популярен, - продолжил я.