— Он в дурдоме.
— Где?!
— На Фермском два дробь три. Третья психическая.
Ганчев повернулся ко мне.
— Слышал?
Хм. Интересно. Пятое кино и все про войну.
— Недавно его забрали, — дополнил откровения Альбац. — Прямо с работы. Сначала просто нервничал; все мнилось бедняге, что догоняет его кто-то, трамваев боялся… А уж когда мертвецы начали приходить и в могилу его стаскивать, тогда и забрали в психушку… Из документов многое оказалось утеряно.
— Ладно, пока свободны. Напишите домашний адрес Сикорского и идите к себе. Дождетесь приезда наших сотрудников. О произошедшем — молчок. Понятно?
Управитель прыгающим карандашом вписал адрес в Ганчевский блокнот, на приличной дистанции обошел мраморную девушку-ночь и скрылся за деревьями. А капитан достал карту 2-го городского района и повел карандашом по разградительной линии центра Питера.
— Чепуха какая-то, — завершил он исследование, постучав пальцем по цветному листу. — Лежит себе парняга в самой охраняемой зоне, а кто его туда засунул — загадка.
— А может, это просто гражданин какой-нибудь? Случайный труп?
— Ага. Случайный труп в случайном ящике из музея, случайно забитом крест-накрест. И при этом случайно воет при сжигании мусора**.
— Ну, тогда надо выяснять подробности.
— Золотые слова! Золотые! Нужно съездить в Удельное, к этому самому Веденяпину. Просто так у нас с ума не сходят. Потом наведайся к Сикорскому.
Я возразил:
— Мне к своим надо.
— Все успеешь: время терпит, но в долгий ящик не откладывай.
— Товарищ капитан!
— Все, товарищ старший лейтенант, выполняйте.
На пути из парка я оглянулся от вдруг наступившей тишины. Ноченька куталась в брезентовый плащ, будто накинутый заботливым ухажером поверх ее покрывала со звездами. Показалось, что мраморные губы чуть тронула улыбка, немного печальная, но все понимающая. Я подмигнул ей и зашагал к чугунной решетке Летнего сада.
* ДОПР — Дом Принудительных Работ. Название мест заключения в 20-е годы.
** Один из признаков присутствия ОРВЕРа.
Глава 6. Обычные герои
Утро выдалось особенно отвратительным. Стучал в подоконник холодный дождь, шипела змеей радиоточка, бубнил за столом Михей, громко шурша бумагами.
— Восемь… шесть… четыре с половиной… Плюс три банки консервов.
Я спросонья стал шарить по полу, чтобы метнуть в новоявленного счетовода чем потяжелее, и окончательно проснулся. А Сарафанов удивленно-тихо произнес:
— Мужики, а чего мы жрать-то будем?
Руис, ненадолго показав донкихотовский нос из-под шинели, буркнул:
— Еду будем есть. Пизчу.
— А нет у нас, дорогой товарищ из Испании, ни еды, ни пиздчи.
«Товарищ из Испании» обозвал Михея Тартареном и перевернулся на другой бок. Я же отнесся к озвученной проблеме гораздо более серьезно:
— Что, совсем плохо?
Михей долго чесал лоб ногтем мизинца.
— Не, ну не то что ноги протянем… — он дернул выдвижной ящик стола, в котором что-то звякнуло, достал счеты и принялся щелкать костяшками.
— Есть на руках: восемь банок рыбных консервов, сахар-рафинад — пачка, крупа перловая — фунта два. Еще связка сушеной трески в девять единиц. Т-а-а-к… На продталоны можно получить в буфете сахар — шесть талонов по пятьдесят грамм, всего триста. Мясо и мясопродукты — два, всего четыреста грамм.
Я вспомнил недавний разговор в столовке:
— Обещали давать раз без карточек ревеневого киселя, если в столовой питаться.
Михей недоверчиво хмыкнул:
— Это где столько ревеня взять на всех?
— Та сколько там тех всех!
— Давай считать, — Сарафанов снова вооружился счетами. — Четыре территориальные комендатуры, это пятьдесят человек, за Полюдовым числится четыре наших группы — шестнадцать штыков, «Плутон» — шесть, водники из «Шторма» — еще восемь. Итого: восемьдесят.
— А гараж у Берендея?