О н и остановились. Нет, они не падали замертво, не дымились, извиваясь и дергаясь на земле. О н и остановились, растерянно ощупывая себя. И я завопил, как ни вопил никогда:
— В мокрых! В мокрых стреляй!
Руис выстрелил в подобравшегося ближе всех амбала. Голубые змейки затрещали в складках робы «темного». Удар сотряс его и тут уж пошло все как положено: дым, треск и конвульсии в очистительном сверкании серебряного дождя. Корчаев долбанул из пожарного ствола и по тем чужакам, что обходили нас с флангов.
— В очередь, суки! — орал Михей, паля из тэтэшника по пытающимся встать «темным». — Всем хватит!
Когда все было кончено, я сидел на высоком откосе канавы, разглядывая обгорелый цех и воду под ногами. Руис с Ерохой возились у лежавшего ничком «темного». «Паравозники» разворачивались для дезактивации, а Михей помогал городским пожарным.
Нашему спасителю, Борису Ивановичу Корчаеву, так понравилась пожарная машина «конторы», что он даже перешел через мост, заглянул в горловину вращающегося бака и не отставал от Горииванова, пока тот не объяснил что к чему. Без раскрытия секретности, естественно.
Я спустился к воде. Тускло-черная гладь подернулась рябью, и что-то задвигалось в глубине; мелкие пузыри устремились на поверхность, обгоняя друг друга.
В этой сухой дрожи на миг отразились голые деревья.
Голые?!
Вверху шумели тяжелые кроны. Несколько огненно-рыжих листьев, кружа, упали на воду, а в дрожащем зеркале все так же качались острые ветви кленов. Показалось на миг, что чужой враждебный мир тянет сюда мертвые щупальца, растворяя окно.
Я отшатнулся, и тут же хрустнуло что-то, как гнилая половица. Спасаясь, замахал руками, шлепнулся, поехал вниз. И едва не бултыхнулся, успев зацепиться за торчащий из земли куст.
Ощущение той скользкой холерной мерзости, что попала в сапоги вместе с водой, словами не передать. Меня просто колотило. По ногам ползали тысячи липких комочков, превратив тело в оголенный трясущийся нерв. Стряхивая с себя невидимых червей, я катался по откосу и орал:
— Уберите, уберите их!
— Сейчас я тебя «святой» окроплю, — Корчаев, не выпуская изо рта папиросу, с другого берега прицелился в меня брандспойтом «нашей пожарки». Однако не заладилось чего-то, под клапан поднесло или просто вода закончилась, и струя аргентита всего лишь плюнула в канаву с мертвой водой.
Показалось, что выдохнул некто огромный, валя с ног потоком воздуха. Меня отбросило к грузовику МПВО. Ярко-оранжевые снопы огня взлетели над канавой; вспыхнул мостик-настил. Тут же что-то ухнуло в кирпичном здании цеха, и даже мокрая земля начала дымиться.
Отрезанные огнем пожарные с Гориивановым во главе толкали заглохнувшую так некстати машину. А потом треснул бак с аргентированной водой и в тех местах, где она потекла на землю, тоже вспыхнуло пламя. Пришлось отходить.
Корчаев, матерясь, рубящими жестами показывал, куда надо направлять выдвижную лестницу, чтобы потом по ней перебраться как по мосту. Ребята сгрудились возле стены — огонь туда еще не добрался. Водитель городской пожарной машины, пристально смотрел на противоположный берег, охваченный огнем; его румянец поблек.
— Не выдвинут они до конца лестницу, — как-то совершенно спокойно сказал он. — У нас такая же беда: лестница-то германская, «магирус», а лебедка наша, саратовская, клинит при полной вытяжке.
Я хотел какие-нибудь хорошие слова сказать этому трусу, только что прятавшемуся в кабине от «темных», а теперь так степенно рассуждающему. Михей тряс кулаками, а я все подбирал слова поласковее и потеплее, но, когда повернулся к водиле, тот уже крутнул рукоять «ЗиСа» и, прыгнув за руль, дал газу.
— Короткая, не достанет! — крикнул он.
Мы отскочили, красно-белый грузовик понесся к пылающему мостику.
— Куда он?! Стой! — орал Михей вслед, но автомобиль уже скрылся в дыму.