Открытой ладонью Евграф ожесточенно потер лоб.
— Я жениться на ней обещал. Волновалась очень перед опытом. А я брякнул – «не бойся мол, мозги тебе вправят – на запись сразу пойдем». Она думала, что вся эта катавасия делается, чтобы найти новый метод лечения. Смешно…
Только вот голос начоперода был совсем не веселым. Евграф смотрел вроде и на меня, но как будто и сквозь. Потом выпрямился и, смахнув с плеч невидимую помеху, зло проговорил:
— Так что не выполнил я своего обещания, Андрей Антоныч. Обещать – обещал, но не «жанилси». После катастрофы, лабораторию в «Скворечнике» под себя забрала Москва, меня – в Архангельск. Очень уж я активничал сильно в поиске Веры. И, видать, очень мешал. Потом Бурят-Монголия и Урал. В Питер меня Хлазов вернул, когда стал генерал-комиссаром.
— В 39-м?
— Да, в конце. А к лету уже на тебя вышел. Я-то неофициально копал, без допуска. В архиве дело листал – ба, знакомые все морды: Кочерга и Слон. Дружка твоего, правда, через армейских коллег пришлось прокачивать. Зато ты – под рукой оказался, голубь. И кабы рассказал все честно и как есть еще тогда…
— Забздел я, Евграф Еремеич. Мне тот зажмуренный нэпман весь ум прожег. Думал, к тому, что комсорга Жукова Юрочку избил, еще и «мокрый» покойник – это верная дорога под замок.
— Жуков… — подумал вслух начоперод, — Юрий Жуков. Знакомое имя. В горкоме кое-кто хочет ОСКОЛ на подотчет поставить – у него инструктор Жуков вроде пса цепного. Не он?
Я пожал плечами: — Кто его знает. А вообще для чего им?
— Как для чего? А то, что мы любую «шишку» можем объявить ЗОРГом, — рассмеялся Полюдов, — думаешь понравится?
Я вопросительно воздел глаза к небу.
— Не-е, — Андрей Андреевич* мужик нормальный, с пониманием относится. И даже так сказать с юмором. Но есть и другие.
Осторожно коснувщись полюдовского рукава я спросил:
— Так может эти «другие» - вредители? С тех еще годов. Может они, или такие, как они и эксперимент т о т проводили? Мыслимое ли дело – над живым, не провинившимся человеком опыты ставить!
Полюдов непонимающе уставился мне в переносицу.
— Я Веру имею в виду, товарищ подполковник. Ее ведь, как мышь в несгораемый сейф сунули.
— В кресло, — отмахнулся начоперод. — Сама она пошла, добровольно. Хотела вернуться в нормальное человекое состояние. Ганчев мне объяснял, что ее психическая организация – идеальна для работы. Просил помочь убеждением – я Веру еще по КОПовским временам знал: принимал участие в ее трудной судьбе.
Начоперод внимательно поглядел мне в лицо – может осуждения искал; но мне ли судить? И за эти пару секунд он принял какое-то важное решение.
— Ладно, с нэпманом твоим понятно. Но почему мне и Пашке Ганчеву не рассказал, что луч тот в «Скворечнике» видел, оранжевый?
— Забыл вообще, товарищ подполковник! Все из башки на двадцать лет – напрочь. Только когда веденяпинские рисунки помогли.
— Веденяпинские? — внезапно задохнувшись, будто получив нож под лопатку, спросил Евграф.
— Ну да.
Удивляясь такой реакции, я пояснил: — Михаил Веденяпин, это больной из психушки – посторонний совсем. Из дела по Летнему Саду. Да и умер он уже!
Полюдов крепко сжал трубку, потом зажмурился крепко и, приподняв затем очки, стал протирать сгибом пальца невидимую пыль.
— Что ж ты за человек такой, Саблин Андрей Антонович, — устало сказал начоперод, — и откуда на мою погибель взялся…
— Да вы объясните толком, что случилось то! Этих веденяпиных по больнице знаете сколько?
— Один! Один-единственный, кого «контора» смогла определить по делу об эксперименте. Найти и допросить по нему. Остальное сотоварищи его по вере – растворились.
— Фанатики в доме Штольца!
Евграф кивнул. — Это была очень закрытая секта – даже название их, мы толком не узнали. Прохлопала «контора» - суматоха, наводнение. Покровители еще у них сильные были в — партийном руководстве. Тогда у нас троцкисты рулили, так что твои фантазии насчет вредителей не совсем абсурдны. Не совсем…
Впотьмах Полюдов нашарил фитиль керосинки, чтобы разжечь слабый огонек.
— Но лично я думаю, что эксперимент – ганчевские штучки, без всяких вредителей. Ганчева и еще того — до сих пор безвестного, что рассчитал модель преобразования энергии и способы управления ею. Наш главный техник Гатаулин, утверждает, что уровень задач того опыта опережает современное развития науки лет на двести. И еще… на вот почитай.
Он прибавил огня в лампе, всё поглядывая на телефон, а потом махнул рукой и сам стал крутить телефонный диск.