— Вон отсюда! В-о-о-н!
Не доходя до койки метра четыре, белый отряд выпустил вперед вожака и остановился полукольцом, обнюхивая мое лежбище. Атаман умял бороду в кулак и обратился ко мне:
— Ну что, братец? Надо бороться.
Они проделали какие-то замеры, покачали блестящим маятником перед глазами, дохляк в очках ударил по ноге резиновой кувалдой и сразу же испугано отскочил. А потом, когда экскурсанты вдоволь насмотрелись на ЗОРГа, седой прогнал их и сказал, грузно опираясь на спинку кровати:
— Этот проныра Сарафанов тебя на ВИЗОР уговаривал?
— Да.
— В общем… Загорск… или ИВО — интенсивное восстановление. Выбирай. Есть несколько минут перед…
Он велел «сестрице» проследить за капельницей и потопал к выходу, а у двери занял место охранник в костюме биозащиты, держа наперевес короткий фугасный штуцер.
Первая минута растворилась в беззвучном крике всей сущности, у которой отнял последнюю надежду человек в белом халате.
Вторая минута сыпала пепел воспоминаний о том, как я здесь очутился, и как могло бы быть так, чтоб этого не было. О том, как встретилась на жизненном пути Астра, морозной звездочкой сорвавшаяся с неба, чтобы отогреться у меня в ладонях.
Третья минута ушла на бесполезные поиски выхода из больничной клетки и тоску по элеватору в Загорске, где хранились в анабиозе тела бойцов, задетые чужаками.
А потом я с воплями отодрал инстинкт, в ужасе топтавший внутренности только от ощущения близости установки ИВО. Через толстую кирпичную стену ощущался испепеляющий жар ее пластин. Там за стеной был ад. Или как там он называется у существ, похожим на которых становлюсь я. У них тоже есть пекло и боятся они ничуть не меньше, чем люди…
— Давай… ИВО… — Жар охватил все тело, и с предельным усилием, чувствуя, что еще немного и выговорить человеческие слова не удастся, я захрипел: — Быстрей!
Медсестра потянула иглу и я почувствовал, как никелированная сталь выходит из тела. На этом стержне, связывающим меня с миром людей, держался спасительный полог, закрывающий кружеворот видений. Теперь они ворвались в брешь. Сначала живые — люди с оружием, пробирающиеся вдоль стен; истекающие водой трубы, поваленные деревья… Потом, когда начали распадаться химические цепочки лекарств, на смену пришли другие. Смутные и тягостные, они подползли незаметно, как хвост гайды, сплетающийся с волосами жертвы. Несущие зло, или просто диковинные, видения размыли реальность и я уже не понимал разницу между сном и явью. Дома, каналы, мосты… Деревья с голыми ветками, на которых вместо листков начали распускаться барабаны… Сфинкс с лицом Белой Наташи, взлетевший с Египетского моста… Сидевший на подоконнике Михей — недоверчивый, с прищуром… Полюдов… Ероха, курящий почему-то полюдовскую трубку… А потом появился тот, в инквизиторском плаще, чьи шаги в огромной пустой зале с готическим потолком отзывались в душе надеждой и болью. Он поднял капюшон и смотрел полным мрачной ненависти взглядом. И хвала Господу, что ненависть этого человека с лицом Руиса была направлена не на меня.
Ударили часы, отбивая полночь. Из тени испанца вышла фигура в бело-голубом одеянии, направляясь ко мне. Вуаль шевелил невесомый ветер и сама фигура была легкая и блаженно холодная, как музыка, сотканная из шепота зимней ночи. Тонкие пальцы погасили огонь, сжирающий мое тело; нежность и печаль смыли накипь с души и, склонившись надо мной, принцесса тихо сказала:
— Бедный мой рыцарь.
А потом глухие удары смешались с набегающими волнами света, и люди с красными символами бога-победителя сбросили меня в ад.