— Я заплачу тебе! Ты не думай…
— Нет, это ты не думай! — взвыл Степан, которому только теперь стал понятен истинный смысл ее визита.
Пожить? У него? А как же… Как же его личная жизнь?! Его девчонки?! Как он станет приводить в дом подружек на ночь, когда тут будет отираться эта.., эта принцесса?!
— Я не стану мешать твоей личной жизни! — воскликнула она, будто догадалась, о чем он сейчас думает. — Я буду сидеть в самой дальней комнате тихо-тихо, как мышка! Ну, пожалуйста!!!
— Во-первых, я ненавижу грызунов! — взревел Степан и взъерошил гладко зачесанные назад волосы. — Во-вторых… Во-вторых, ты не можешь не мешать уже одним тем, что будешь где-то там сидеть, затаившись! Мало ли что нам взбредет в голову?! Может, мы станем голышом скакать по квартире или…
— Я переживу, — продолжала умолять Верещагина, топчась у порога и ни в какую не желая уходить. — Сейчас же ты почти голый, и ничего. Меня совершенно не интересует твое обнаженное тело! Честно!!!
Врала без зазрения совести.
Такое тело не могло не интересовать, тут же подумалось Татьяне воровато. Хотя бы потому, что оно совершенно не было похоже ни на одно из тех, что ей прежде доводилось видеть.
У Санечки торс был рыхловатым и абсолютно лишенным растительности. Кожа белая с редким вкраплением веснушек. Мышечная масса, приобретенная в юности на разгрузке вагонов, была безжалостно погребена экономической практикой и сытой беззаботной жизнью. Что касается других…
Их просто не было. Хотя Светка и пыталась обвешать ее ухажерами, и зазывала холостяков к себе на дачу, и кружили они вокруг Татьяны подобно мотылькам. Но ни один не пленил ее. Ни один. Да и были они все старше ее лет на пять, а то и на десять, а это уже прилично за сорок. Какие тут, к чертям собачьим, торсы и мышцы? Все ушло с годами и пивом, потребляемым декалитрами, в округлые животы и мягкие валики над воротниками и ремнями штанов. Ей это было противно.
Со Степаном дело обстояло не так. Он был неприличным, «плохим» парнем от кончиков пальцев на сильных волосатых ногах до всклокоченной макушки. Широкие крепкие плечи. Непотребно плоский живот. Ну, просто непотребно плоский. И еще эти волосы, убегающие тонкой струйкой под край полотенца… А загар! Где так можно было загореть, если он утверждал, что ни шагу этим летом не сделал из города?
Нет, пожалуй, она погорячилась, сказав, что спокойно переживет, если он с какой-нибудь шлюшкой станет голышом скакать по квартире. Погорячилась однозначно. Но отступать некуда, уходить тоже, приходилось врать напропалую.
А Степан разозлился.
Подумаешь, принцесса! Тело его ее совершенно не интересует, скажите, какие мы разборчивые! Жить она к нему пришла…
Что, что?..
— Слушай, у меня сегодня выходной, — начал он, нервничая уже от одного того, что она стоит сейчас в его прихожей; а тут еще Кирюха вздумал подглядывать. — Болит голова после вчерашнего. Я не могу адекватно реагировать на такие вот изменения в своей личной жизни… Так что…
— Так что? — Ее голубые зареванные глазищи смотрели на него с мольбой.
— Так что проваливай!!! — заорал он вдруг и ухватил ее за рукав легкой курточки. — У меня нет желания с тобой возиться еще и по выходным!!! Уходи!!!
Такого конфуза с ней не случалось с момента сватовства Санечки. Чтобы ее так прилюдно оскорбили, растоптали, а потом еще выставили! Почему прилюдно? Да потому что она уловила движение за дверью гостиной. И тень чью-то заметила, и шумное дыхание услышала. Кто-то наблюдал за тем, как Степан вышвыривает ее из собственного дома. Это было очень унизительно. И в любое другое время Татьяна Верещагина даже головы бы не повернула в сторону этого хама, но сейчас…
— Пусти меня, скотина! — вдруг заорала она так, как никогда в жизни не позволяла себе орать; резким движением высвободила из его пальцев свой рукав, тряхнула головой и, чуть понизив голос, командно отчеканила:
— Я никуда отсюда не уйду, понял, ты?! Если уж мне пришлось пересечь рубеж, опустившись столь низко, то отсюда ты вынесешь меня только вперед ногами!
— С удовольствием! — снова заорал Степан так же громко.
Тут же подхватил ее на руки, подивившись ее легкости. Такая высокая и достаточно округлая, а легкая.
— Вынесу вперед ногами, как и заказывали, госпожа Верещагина! — Степан сделал шаг к двери и, крепко удерживая ее одной рукой под коленки, а второй за талию, попытался отпереть замок. — Как и заказывали, мать вашу!
И вот тут Верещагина совершила самую большую ошибку в своей жизни, как потом неоднократно ему признавалась.
Она обняла его за шею. Прижалась к его пылающему лицу прохладной щекой и быстро-быстро зашептала:
— Степочка, миленький, не выбрасывай меня на улицу, ну, пожалуйста! Мне некуда больше идти!.. У меня никого больше нет, кроме тебя! Так уж сложилось, прости! Я не стану путаться у тебя под ногами, клянусь! Позволь мне остаться, хотя бы на сегодня! Потом я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю!
Замок не хотел открываться. Так приходилось еще и Верещагину держать на руках. А она льнет и льнет, зараза. И еще шепчет. И голос вдруг с чего-то стал такой… Такой обволакивающий. Как у тех девчонок, с которыми он так любил отрываться.
А может, они дурят их всех, мужиков-то?! Может, каждая владеет в совершенстве такими вот штучками, только врет и изворачивается до поры до времени? Ишь, вцепилась!..
Он оставил свои попытки отпереть замок и, выругавшись вполголоса, поставил Верещагину на прежнее место.
— Что уставилась? — зло рявкнул Степан, судорожно поправляя на себе полотенце, которое после возни с этой длинноногой балбесиной поползло вниз. — Что вот мне с этим со всем делать, скажи?!
При этом он тыкал широко растопыренными пальцами то в нее, то в объемистый чемодан, сиротливо притулившийся у стены.
— Что у тебя случилось, а?! С чего вдруг все это?! — Он снова указал на чемодан. — Ну!!! Что там у тебя за проблемы, которые отчего-то вдруг стали моими?! Отвечай!
Господи!!! Господи помилуй, что она делает? Что она делает со своей жизнью и со своим тихим спокойным будущим? Что вообще она делает в квартире этого грубого голого мужика, который ненавидит ее с каждой минутой все острее?! Почему не поехала к Светке? К бывшему мужу? Или, к примеру, к матери?
Ответы, как из рога изобилия, посыпались тут же.
Светка уехала в Турцию. Только вчера звонила оттуда. Довольная, счастливая и наверняка загорелая. Ключи не оставила, забыла. И все сокрушалась, смеясь, что цветочки теперь точно завянут.
Санечка с Вероникой. Ирка в каком-то лагере, даже не оповестила — в каком именно. Жить в квартире с бывшим мужем и его любовницей?! Нет, до такого она еще не дожила.
Ехать к матери… Нет, лучше умереть!
Оставался только он — ее наемный сопровождающий, играющий роль ее любовника. Который из жалости принял когда-то ее предложение, а теперь от этого и страдал. Она видела и чувствовала это. Особенно остро почувствовала, когда он хотел выбросить ее из квартиры и поднял на руки. И наговорила ему… Она даже с Санечкой никогда таким умоляющим голосом не говорила, а тут надо было так унизиться!..
— У меня проблемы, — тихо обронила Татьяна, потупившись под его ненавидящим взглядом.
— Я понял! Какие проблемы?! Неуплата за коммунальные услуги? И потому тебя хотят выселить? Я угадал? — Степану хотелось говорить зло и непримиримо, но гнев отчего-то начал гаснуть, и закончил он почти миролюбиво:
— За что же тебя хотят лишить жилплощади, уважаемая Татьяна Верещагина?
— Меня не выселить хотят, — проговорила она с заметной хрипотцой в голосе, это снова было от волнения. — Меня хотят убить!
За дверью тихо присвистнул Кирюха. Степан услышал это и снова взбесился. Друг, значит, по достоинству оценил глобальность его неприятностей и не постеснялся подать голос. Наверняка ночное объяснение с Нюсей показалось тому теперь детскими игрищами.