Но меня это почему-то неожиданно торкнуло.
Наверное, потому что вот так сходу даже вспомнить не мог, когда в последний раз слышал свое имя.
Марат. Что-то уже почти чужеродное, далекое, но при этом родное. И очень личное. Как любимая игрушка, которую ты уже взрослым вдруг находишь в старой коробке на чердаке.
А Егор, широко шагая, между тем продолжал:
— … и начинается настоящий штурм пустоши. И плевать на безопасность. Они копают с утра до ночи, и с ночи до утра, сдирая с ладоней шкуру вместе с кровавыми мозолями. И при такой отдаче реально находят что-то. Даже редкие завалы никого не останавливают. Подумаешь, минус один старатель. Остальным больше достанется. И все это происходит до тех пор, пока Крот не нащупает жилу. Новички падки на самородки, но на самом деле наличие или отсутствие камешков не имеет никакого отношения к близости жилы. А вот по качеству почвы ее можно предсказать запросто. И как только наемники приближаются к чему-то по-настоящему ценному — бабах! Типа случайный завал. Дохнут все, кроме кровников Крота. А потом в это место перетаскивается щит и начинается настоящая работа. Выбирается все до пылинки, продается куда надо, делится между своими — и шоколадно! Крот, говорят, уже давно себе и сыновьям пропуск в город организовал и жилье выправил. Сейчас еще пару жил откопает, денег отложит побольше на черный день — и свалит из пустоши к чертовой матери. А такие, как я, еще лет двадцать будут проваливаться в вырытые им тоннели под их собственными. Вот так тут все работает.
— Погоди, а ты что, правда проваливался в его тоннели?
— Один раз. Два года назад. До сих пор долги выплачиваю.
— За что?
— Проходческий щит был не мой. В аренду взял. Еще повезло, что людей не положил. Одним словом, дурак был.
— И что, все знают о делах Крота, и никто ничего не делает?
— Ты о тоннелях? Так он, паскуда, знает, под кого копать можно, а под кого — нет. И потом, чем докажешь?
— А люди? Все эти подставы с завалами?
Егор фыркнул.
— Да кому вообще есть до этого дело? Чужаком больше, чужаком меньше. Безгрешных тут нет, как понимаешь. Каждый себе выгоду ищет. А Крот — он умеет делиться, с кем надо. И потом, думаешь, другие лучше? Взять того же Медведя. Этот рыть землю, рискуя своими людьми, не станет. Зато кого-нибудь чужого за сто грамм аполлония убьет и глазом не моргнет. Есть еще Хомяк. Тот вообще тронутый наглухо, как твой Крестоносец. Только один все какие-то тайны великого ёпта самосовершенствования ищет, а другой ищет клад. Наш Хомяк скупает все старые карты и верит, что главные сокровища пустоши лежат где-то в одном уголке, именуемом «сердцем». И бумажка такая сверху валяется, с подписью боженьки и печатью: «Уготованы Хомяку»!
Я тихо засмеялся.
— Что-то у вас здесь прямо зоопарк какой-то. Крот, Беляк, Медведь, Хомяк. Только суриката и жирафа не хватает.
Егор улыбнулся — в первый раз с того момента, как понял, что Эмму забрали.
— Ну, Суриката у нас и правда нет. А вот Жирафа имеется, кстати. Работает в группе одного из самых старых местных старателей, лысого Гаврилыча. Страшная, как смертный грех, и высоченная — с тебя ростом. Ну и кто из нас побежит спасать пришлых? Или кто их спасет от нас? Хороший вопрос, да? Ладно, давай-ка, наверное, вон на те камни сейчас двинем. Хорошее место. И там заночуем.
Я хмыкнул. Пожал плечами.
— Ты уже ночевать собрался? У Крестоносца, что ли, не выспался? День вон ясный, значит, ночью луна хорошая будет. Обидно время терять.
Егор немного помолчал. А потом ответил:
— Слышь, я… Спасибо, короче.
— Да вроде особо и не за что.
— В смысле не за что? — возразил Егор. — Не каждый за чужой девкой по пустоши бы бегом бежал!
— А с чего ты взял, что я непременно за ней? Там ведь не только твоя девчонка, а еще и мое добро ушло, если ты помнишь. И еще кое-что личное… Так что с твоей Эмкой или без нее, я бы все равно пошел по следу.
Егор фыркнул. Остановился.
— Слушай, вот что ты за человек? Тебя поблагодарить пытаются по-хорошему, по-людски. А ты все так паскудно выкрутил, что я теперь и чего сказать, не знаю!
— Ты не привык такое говорить, а я не привык слушать, — нахмурившись, отозвался я. — Так что не ломай нам обоим шестеренки и помолчи.
Егор и правда умолк. Минут пятнадцать шел молча, о чем-то думая и поглядывая на солнечный диск, уже на треть спрятавшийся за горизонт. А потом проговорил:
— Ты не прав. Иногда… Иногда очень важно пересилить привычное говно и сделать что-то пусть непривычное, но правильное…
И тут до моего слуха донесся знакомый приглушенный рокот.
Я остановился, подняв лицо к небу. Вертолета не увидел, но он однозначно был там!