— А чья здесь территория? — спросил я, усаживаясь поудобней.
— Вон там, — махнул Егор рукой влево. — участок Гаврилыча. А справа вроде как переход заваленный и большая разработанная штольня.
Штольня, значит.
И что это объясняет?
Да ничего.
Я вздохнул.
И все-таки для чего-то этих юрок сюда привезли. И выпустили.
Внутри меня нарастало раздражающее ощущение чего-то важного. Типа какого-то странного, необъяснимого предчувствия.
Егор почесал тыльной стороной ладони нос, пару раз чихнул в локоть.
— Твою мать, я весь в песке. Даже на зубах скрипит и в ушах колется, — пробурчал он, окончательно выбираясь из укрытия. — Короче, пошли отсюда.
— Давай, — кивнул я головой. — Только на юрку посмотрим, которого они прибили.
— Мало дохлых чумных видел, что ли? — проворчал Егор, но тоже поднялся и поплелся следом за мной к мертвецу.
Приблизившись к телу, я склонился над ним, пристально рассматривая все детали.
Парень еще не до конца потерял человеческий облик. Одет был только в синие спортивные штаны, на обнаженной груди сквозь бляшки коросты чернела татуировка разъяренного демона. На правой руке — дорожка от уколов по синюшной вене. Наркоман? Или это работа медиков ЦИРа?
На лице ничего особенного я не заметил. Язвы, срастающиеся друг с другом под корками коросты, синева под глазами — все это было обычным для юрок.
— Ну что, насмотрелся? — нетерпеливо спросил меня Егор.
— Почти что.
Вытащив из кармана шило с резинкой, я аккуратно просунул его боком промеж зубов и разжал покойнику челюсти.
Изо рта вывалился распухший почерневший язык.
— Твою мать, — ругнулся Егор, брезгливо сплюнув в сторону.
— Странно, — сказал я. — До сих пор не видел у юрок черных языков. Это вообще нормально для них?..
— Эти парни бегают по потолку и жрут друг друга — что вообще у них может быть нормального?
Я кивнул.
— И то верно. Ну или… — я перевел взгляд на следы уколов. — над ними проводили какие-то опыты. Но зачем тогда везти отработанный материал обратно в пустошь? Это и дороже, и хлопотнее, чем просто осуществить эвтаназию. Не понимаю.
Егор пожал плечами.
— У корпоратов свои игры. И своя логика. Нам с тобой из пустоши их поехавшие крыши на небоскребах не разглядеть.
Я усмехнулся и поднялся на ноги.
— Наверно. А корпораты вообще часто заглядывают в пустошь?
— Тут однозначно не скажешь, — отозвался Егор. — Они то месяцами сюда не наведываются, то чуть ли не каждый день гудят вертушками. Какие-то свои дела перетирают, нам непонятные.
И мы поспешили дальше, навстречу диким землям.
Ночь опускалась над пустошью странно, клочкообразно. В некоторых местах от песка исходило зеленоватое свечение, и оно освещало тьму не хуже оранжевой луны, застывшей в небе в двойном желтом гало.
Потом мы натолкнулись на двух юрок, пытавшихся сожрать друг друга. Вмешиваться в их драку или добивать мы не стали, чтобы не греметь выстрелами посреди ночи: Егор сказал, что громкие звуки могут привлечь всех остальных, что прячутся сейчас в песках, и мы вместо того, чтобы двигаться вперед рискуем застрять на одном месте, отбиваясь от голодных тварей.
— Ночью они обычно смелее, — на ходу пояснял он, — А прятаться умеют, как муравьи — хрен разглядишь в темноте. Как полезут изо всех щелей — только успевай отстреливаться. И кстати, давай пожрем? Щас вот отойдем только от этих гладиаторов подальше…
Отыскав местечко на возвышенности, мы сели под большим валуном и принялись потрошить банки с консервами.
Ели молча. Каждый думал о своем.
Егор, наверное, думал о своей девчонке.
А я смотрел на расстилающееся передо мной серое поле, над которым клубилось зеленоватое свечение. На рыжую луну со зловещими кольцами гало. На силуэты валунов, черными клыками поднимавшиеся в небо. Увядшие растения, которые стали встречаться все чаще.
И внутри меня разливалось щемящее, тревожное чувство, похожее на восхищение.
Потому что эта серая пустыня была жутковато-прекрасной. Как кладбище старых кораблей, или неудержимый селевой поток, сметающий все на своем пути.
Отдохнув немного, мы отправились дальше. Туда, где чернела полоса живого и дикого леса, выросшего на месте бывшей деревеньки. В лагерь дикарей и вольников, именуемый «Пятаком».