— А вообще, — произнесла Дженни, помолчав, — я все время гадаю, что думает о поединке их подруга. Она точно существует, эта Констанция? Не удивлюсь, если они ее выдумали. Может, она в отпуске? Почему не выходит на связь? Что с ней стряслось?
— Да, ее зовут Констанция, Александр упоминал ее имя. В принципе, больше мне о ней ничего неизвестно. А, и еще знаю, что они были вместе достаточно долго, четыре с лишним года.
— А с Марковым она давно встречается?
— Буквально несколько недель. Полагаю, она не в курсе дуэли, иначе непременно вмешалась бы. Может, Марков отправил ее отдыхать куда-нибудь на теплые моря.
— Хорошо, если так. А если ее и вправду не существует, я буду только рада.
Полина взглянула на часы и поднялась, чем вызвала хмурое рычание Квиза, которому хотелось подремать под столиком.
— Время поджимает, — сказала она. — Пусть Констанция наслаждается жизнью, а мы будем надеяться, что она появится на месте дуэли, пританцовывая, когда все уже закончится.
Они расплатились и вышли на Данцигерштрассе, на которой зажглись фонари. По проезжей части в обе стороны мчались автомобили. К сожалению, шум машин совсем не походил на шум морского прибоя.
— Эх, была бы сейчас не зима, а весна, — вздохнула Дженни.
— Да ведь немецкая зима — все равно что русская весна.
Полина и Дженни посмотрели на серое небо, освещенное уличными фонарями.
— Закрой глаза, и ты увидишь нечто большее, — предложила Полина и зажмурилась.
Дженни последовала ее примеру, и какое-то время они молча стояли рядом, чуть подняв головы и не обращая внимания на суетливый людской поток со всех сторон.
17
Схвачен, обвит и сожжен
Весной над Германией роями проносятся низколетящие самолеты, в воздухе кружатся артиллерийские снаряды, горит железнодорожная станция Хоэнлихен. Прекрасное время года начинается с ужасных сцен. Город баррикадируется перед наступающей Красной армией. Заминированы все мосты, даже деревянные мостики через мельничные ручьи, только бы не допустить продвижения Восточного фронта. Под угрозой военного трибунала у населения конфискуются все плавсредства, в том числе байдарки и рыбацкие лодки, на радость рыбам из окрестных озер, для которых в апреле сорок пятого наступают славные деньки.
Бараки почтового отделения тоже горят, потому что Карл Гебхардт, главврач госпиталя СС, приказал их поджечь. Над озером Цене высится столб густого белого дыма. В воздух, становясь облаками, поднимаются гигантские картотеки документов, включая бесчисленные медкарты, которые не должны попасть в руки врага. Среди них — карта Альфреда Розенберга с записью о лечении воспаленного коленного сустава, карта Рудольфа Гесса с записью о лечении травмы, полученной при падении во время катания на лыжах, карта Альберта Шпеера с записью о тяжелой травме колена, из-за которой в 1944 году он был вынужден несколько месяцев носить гипсовые повязки с припарками из арники. Как свидетельствуют горящие документы, высокопоставленные нацисты тоже подвержены физическому износу, и потому Гебхардту с коллегами даже приходилось извлекать органы из тел узников концлагерей, чтобы восстановить поврежденные тела первых людей рейха.
В этом же пламени сгорает и карта обергруп-пенфюрера СС Рейнхарда Тристана Ойгена Гейд-риха, который, впрочем, никогда не бывал в Хоэнлихене. Гебхардт, которому после покушения на Гейдриха велели срочно прибыть в Прагу, не смог спасти пострадавшего, раненного шрапнелью, и впоследствии подвергся сильному давлению за отказ ввести сульфаниламид с предполагаемым антибиотическим эффектом. Он был убежден в неэффективности этого метода и в подтверждение своей правоты испытал указанное средство почти на сотне женщин из концлагеря Равенсбрюк: им разрезали икры и повреждали икроножные мышцы, после чего в раны зашивали грязь, битое стекло, лоскутки ткани и щепки, а затем вводили сульфаниламид. Некоторым даже делали инъекции гноем от инфицированных людей. Часть женщин подхватили тяжелые болезни и скончались. Гебхардт восстановил свою репутацию, а верхушка немецкой медицины, которой он представил результаты своих исследований на Восточной рабочей конферен-ции врачей-консультантов, молча приняла их к сведению. Документы, конечно, не лгут, но горят они тоже хорошо.
В последние месяцы войны Хоэнлихен играет крайне незначительную в боевом отношении роль, если не считать одного прикованного к постели пациента, который с января занимает отдельную палату I. В перерывах между массажами, которые ему делает личный физиотерапевт, медицинский советник Феликс Керстен, травяными чаями и заглядывающими далеко в будущее астрологическими дискуссиями он руководит остатками могучих немецких войск, которые ведут решающую битву за Берлин.