Проблема заключалась в том, что Гитлер мог при нимать парад с поднятой рукой хоть целых три ча са кряду и при этом совершенно не утомлялся. Другим — Герингу, Геббельсу, Гиммлеру — зто не уда валось, им приходилось периодически опускать руку, они злились на себя и считали это проявлением человеческой слабости, боялись, что их поведение могут истолковать как неуважительное, но ничего не могли с собой поделать. В общем, махина завертелась, и ученые действительно кое-что придумали. Когда рука поднята точно под этим углом, в плече блокируется нерв, и человек не ощущает усталости.
Он встает и поднимает руку, двигая ею туда-сюда, чтобы отыскать нужное положение. Щепин продолжает сидеть и тоже крутит рукой.
— Но расчеты не оправдались, — продолжает Венцель. — Потому что без транспортира не определишь, какой угол правильный. И если ты по-хорошему не вник, то лучше даже и не пытаться. В общем, на следующем параде эти нацисты стояли, то чуть поднимая, то чуть опуская руку, но ничего не помогало и все было как всегда.
Щепин бормочет себе под нос ругательство.
— Надеюсь, этого эсэсовца убили так же, как он убивал наших партизан. — Щепин переводит внимание на пистолеты, осматривает каждый по очереди, поднимает в воздух, целится, произносит «пиф-паф-пуф», а затем кидает обратно в сундучок со словами: — Немецкие пистолеты — немецкое качество, нам ли не знать! После Курска мы захватили склад оружия и страшно обрадовались — все новенькое, муха не сидела. Да вот только радость наша была недолгой. Нам быстро пришлось узнать: если пистолеты тщательно не чистить, хлопот не оберешься. Немецкое оружие будто создано для тех, кто страдает манией аккуратности — ну, для самих немцев в первую очередь, ясное дело. У троих из наших те проклятые пистолеты разлетелись прямо в руках, просто кошмар. Все равно что взорвать гранату в руке. Чертовы фашисты. В наведении чистоты им равных нет. Лучше бы стреляли друг в друга, наподобие этих двоих. Глядишь, наши целее были бы.
Венцель кивает, продолжая курить, а Щепин вытаскивает из сундучка тапочек.
— Что, по-твоему, эта штука тут делает?
— Понятия не имею, — отзывается Венцель.
Какое-то время они молчат. Из сундучка тоже не доносится ни звука.
— Унеси пистолеты на склад конфискованного оружия, Володя! Документы пусть передадут в штаб. С остальными вещами делай что хочешь.
Владимир Петрович Венцель, будущий отец дяди Венцеля и дед Николая Лоренца, не выполняет распоряжение командира: сундучок со всем его содержимым, а главное, с пистолетами Венцель оставляет себе на память, и после войны они служат предметом восхищения родных и друзей, которые дружно ахают, слушая историю о дуэли двух нацистов, а на Масленицу он каждый год достает из шкатулки ордена, сверкающие, как карнавальные побрякушки, дает их детям, и те увлеченно ими играют.
Позже Владимир Петрович передаст сундучок Волгоградскому музею Великой Отечественной войны, где тот проведет в забвении несколько десятилетий до распада СССР. Далее следы сундучка затеряются, и только в 2000 году анонимный коллекционер из Австрии предложит нескольким немецким музеям купить его, но ни один из них так и не согласится.
Хорст Кручинна ничего об этом не узнает, и, вероятнее всего, не особенно заинтересовался бы этими сведениями, если бы даже они до него дошли. Начиная с семи с небольшим часов утра восемнадцатого октября 1937 года его карьера стремительно катится под откос. Нет, никаких дальнейших наказаний ему не назначают, если не считать краткого домашнего ареста, наложенного Гитлером, но ему предписывается покинуть ряды гитлерюгенда и стать гражданским лицом, то есть начать работать, как многие другие немцы.
Он устраивается на одно из промышленных предприятий конгломерата «Герман-Геринг-Верке» в Брауншвейге и, не имея профессионального образования, если не считать двух семестров немецкого, истории и философии в Кёнигсберге, возглавляет тамошний отдел кадров, а позднее переводится на аналогичную должность в Линц.
Сведения о его личной жизни отсутствуют; не исключено, что у Кручинны попросту не было никакой личной жизни. С Гердой Штрунк он больше не видится, и то, что случилось в ту роковую ночь на леопардовой шкуре, похоже, продолжения не получает.
Начинается война, и Кручинна идет на фронт добровольцем. Здесь ему тоже выпадает удача то и дело видеть, как бесчисленные пули проносятся мимо него. В 1944 году он становится парашютистом и попадает в плен к англичанам, после чего след Кручинны на время пропадает и появляется вновь спустя двадцать с лишним лет в воспоминаниях бывшего шефа, главы гитлерюгенда, а затем рейхсштадтгальтера и гауляйтера Вены Бальдура фон Шираха.