Констанция ощутила непомерную беспомощность. Она отказывалась верить прочитанному. От герра К., которого она засыпала вопросами, толку оказалось мало. Он ответил лишь, что Марков присутствовал на вчерашнем «обеденном коллоквиуме», а вечером в кафе явились те же полицейские, что и тремя днями ранее, и устроили ему допрос с пристрастием.
— Те же, что и тремя днями ранее?
— Да, они приехали сюда днем, поставили машину с включенной синей мигалкой у дома Маркова, пришли сюда и допытывались у меня, кто он, чем занимается, что за… Погодите, дам вам визитку. — Он открыл кассу и вытащил карточку. — Вот, можете оставить себе. Ева Танненшмидт, старший инспектор, Берлинский уголовный розыск и прочее. Приятная дама, хоть и из полиции. Вчера поздно ночью выпила пару порций виски.
— Нехорошо все это. Очень, очень нехорошо, — только и смогла вымолвить Констанция.
Она долго нажимала кнопку звонка у двери одной из квартир дома на Яблонскиштрассе, но звонок, очевидно, был сломан или выключен. Не так давно рядом с фамилией Шилля на двери была ее фамилия, Камп: Констанция вспомнила, что соскребла четыре буквы ключом, который потом оставила на кухонном столе рядом с прощальным письмом. Это произошло вскоре после той жуткой прогулки с элементами охоты, как она ее назвала, того переживания смертельной опасности, как позднее выразился Марков, делая акцент на том, что Шилль, сколько бы он ни заверял ее в своей любви, бросил ее в лесу, пожертвовал ею ради своего эгоцентричного и притом весьма токсичного чудачества. Да, охотник выстрелил в воздух, однако каждый сделанный выстрел является выстрелом в воздух до тех пор, пока пуля не попадет в ту или иную цель.
И, как всем известно, когда это происходит, время растягивается: у одних перед глазами проносится целая жизнь, другие видят свое будущее, и все это за ничтожную долю секунды. Самое неприятное — это, конечно, неуверенность (Марков назвал ее трансцендентальной неуверенностью) на тот счет, сколь долго будет продолжаться полет пули. Не исключено, что полет закончится годы спустя — если она, Констанция, понимает, что он имеет в виду. Когда же он, Марков, размышляет на эту тему, ему становятся понятны причины ее бессонницы: он на ее месте тоже не мог бы нормально спать.
Констанция снова нажала на звонок. Снова не раздалось ни звука.
Она постучалась в дверь, сначала еле слышно, потом громче.
Тишина.
Этажом выше щелкнул замок, кто-то вышел на лестницу и зашагал вниз по ступенькам.
— Фрау Камп! Вот так сюрприз. Давненько вас тут не было. Желаете повидать герра Шилля?
— Добрый вечер, фрау Эберляйн! — воскликнула Констанция, чуть не плача и в то же время радуясь, что хоть кто-то пришел ей на выручку. — Как хорошо, что вы здесь! Вы, случайно, не знаете, куда подевался Александр?
— Нет, к сожалению, — ответила пожилая дама, после чего достала из кармана своего неизменного синего клетчатого халата носовой платок и шумно высморкалась. — Зато я совершенно точно знаю, что с ним творится неладное. Давайте зайдем ко мне — по-моему, вам не помешает подкрепиться.
Вскоре они уже сидели на кухне фрау Эберляйн за столиком у окна, на котором лежали телепрограмма и прихватка. Хозяйка поставила чайник и взяла с подоконника открытую коробку шоколадных конфет с коньячной начинкой, чуть подвинув в сторону горшок с высоким хилым кактусом.