Выбрать главу

Мужчины сели за стол, и Полина подала каждому мисочку с «Шубой» — вкуснейшим слоеным салатом из селедки и овощей.

Лоренц, умявший свою порцию первым, сказал:

— Александр, вернемся к нашим баранам. Следующий ход за тобой. Решай, что ты выберешь. Могу рекомендовать пистолеты «Макаров» по тысяче евро за штуку, итого с тебя причитается две тысячи. Стреляют отлично, но прицельной дальности маловато, я уже про это говорил.

— У тебя точно есть два одинаковых? Тогда я согласен, предложение разумное.

— Есть, конечно. Магазины купишь у моего друга. Патроны тоже. Сколько тебе надо — пятьдесят штук, сто? Если нужно набить руку, лучше взять с запасом.

— Нет, достаточно двух штук.

— Прошу прощения, — вмешался дядя Вен цель. — Это, конечно, не мое дело, но… Вам нужны два пистолета и два патрона?

— Именно так, — ответил Шилль. — Я не хочу… — замялся он, подыскивая подходящую формулировку, — …устраивать бойню.

Собеседники понимающе кивнули, Лоренц калил всем еще самогонки.

— Иными словами, — не отставал дядя, — вы планируете дуэль?

— Да.

Дядя Венцель встал, поклонился Шиллю и с улыбкой проговорил:

— История России богата поединками, а мне только что пришел на ум хороший тост. — Он поднял рюмку. — Выпьем за время, которое проходит и через десять — двадцать лет сделает неважным то, что терзает нас сегодня!

Они осушили рюмки.

— Это сказал Толстой, — пояснил старик, сев за стол. — Он отговорил бы вас от дуэли.

— Вероятно, отговорил бы, — кивнул Шилль, чувствуя вызов в его словах, — но дело в том, что абсолютно все в мире против дуэлей. Любой, кто узнал бы, что двое собрались стреляться, принялся бы их вразумлять. Так было испокон веков. Загвоздка в том, что, когда в жизни кого-нибудь из этих отговорщиков возникнет необходимость поединка, он помчится на него сломя голову. Людей, дравшихся на дуэлях, сегодня считают недоумками, но, поверьте мне, никто из них не был в восторге от того, во что ввязывался. Знаете, как относился к дуэлям Лассаль? Он считал их бессмысленным петрефактом пройденной стадии культурного развития.

— Петрефактом? — переспросила Полина.

— Да. Я раньше тоже не встречал этого термина. Он означает окаменелое ископаемое. Дуэль — окаменелое ископаемое… Однако насчет пройденной стадии Лассаль ошибался, по крайней мере в отношении самого себя, ведь в итоге он бросил вызов своему оскорбителю. Лермонтов в России, называвший дуэль хладнокровным убийством, добровольно встал под прицел и погиб. Генрих Гейне, эмигрировавший во Францию, само собой разумеется, презирал дуэли, и что же он делал при любой возможности? Шел на дуэли, конечно. Или Александр Гамильтон в Америке, которому предстояло стать президентом: из религиозных соображений он категорически отказался от дуэлей… Каким образом он умер, вы, полагаю, уже догадались. Словом, трудно найти того, кто не дрался бы на дуэлях. Вы скажете: «Карл Маркс»? И будете неправы, потому что вместо него в поединке участвовал другой человек.

— Я говорил о Толстом, — вежливо напомнил дядя Венцель.

— И о Толстом тоже не говорите. Он, безусловно, был убежденным противником дуэлей и насилия вообще. Несмотря на это, как-то раз он дважды за день вызвал на поединок одного и того же человека.

— Не может быть!

—. Хотите поспорить? — раззадорился Шилль, чьи бледные щеки покраснели от выпитого. — Ваша ставка? Я, — задумался он на мгновение, — ставлю полное собрание писем Толстого, опубликованное издательством «Малик» в двадцать восьмом году. Там об этом тоже сказано.

— Нет, дорогой герр Александр, — покачал головой дядя Венцель, — спорить не хочу, я вам и без того верю. Представляете, у меня совершенно случайно есть два билета в «Комише опер» на послезавтра. Исполняют «Евгения Онегина» Чайковского. Я с радостью подарю их вам в благодарность за рассказ. Будьте так добры, удовлетворите наше любопытство!

Лоренц одобрительно закивал.

— Александр, не тяните! — раздался голос Полины, которая отлучилась на кухню. — Выкладывайте все быстренько, только не лишайте дядю веры в Толстого!

— Эта загадочная история, — начал Шилль, — затянулась на целых семнадцать лет. Ее вторым главным героем был друг Толстого, не менее знаменитый русский писатель Иван Тургенев.

Чтобы лучше слышать, дядя Венцель оттопырил ухо ладонью.

— Они находились в гостях у своего знакомого поэта, вели оживленную беседу и ни с того ни с сего повздорили. Причина была настолько пустяковой, что впоследствии никто не мог ее точно назвать. Спор обострился, и в какой-то момент Тургенев сказал Толстому: «Я вас заставлю молчать оскорблением». Он имел в виду оскорбление, которое неизбежно должно было привести к дуэли. Толстой отреагировал на этот выпад спокойно и не счел его слова поводом для дуэли.