— А потом?
— А потом он каждый день ходил на кладбище и поливал цветы на пустой могиле.
— Понятно. Но как… каким образом он похоронил самого себя?
Дама чуть наклонилась вперед и заговорила тише:
— Сейчас поймете. Альфред обо всем узнал, после чего тоже купил участок неподалеку, тоже поставил на нем надгробие с именем кузена и датами его жизни, тоже опубликовал в газете некролог. Дальше они то и дело встречались на кладбище, вставали каждый перед пустой могилой, поливали цветочки и скорбели. И знаете что?
Шилль не знал.
— Они больше никогда не сказали друг другу ни слова.
По громкоговорителю объявили, что следующая остановка — Гранзе, выход на правую сторону, и старушка, подхватив сумочку, пересела на край скамьи.
— До свидания, молодой человек. Берегите себя.
— До свидания, всего вам хорошего. Расскажите, чем закончилась история с захоронениями?
Дама неуверенно поднялась и схватилась рукой за его сиденье.
— Никто не знает.
— Никто не знает?
Поезд начал медленно замедлять ход.
— Однажды мой кузен исчез неведомо куда. Но у могилы, где было выбито его имя, появился свежий холмик земли и огромный венок с лентой…
Колеса заскрипели громко и пронзительно, заглушая слова старушки, которая уже помахала Шиллю на прощание и повернулась к выходу. Несколько секунд он не шевелился, словно оцепенев, а потом вскочил и помчался следом, расталкивая пассажиров.
— Подождите! — выкрикнул он, запыхаясь. — С лентой… Как вы сказали? Я не расслышал!
Она обернулась, приложив руку козырьком ко лбу, чтобы лучше видеть Шилля, и переспросила:
— С лентой?
— Да!
— Там было написано только: «На безмолвную память обо мне».
— И больше ничего?
— А что еще, молодой человек?
Рассказ старушки едва ли мог быть правдивым. Человек либо умирает и его хоронят, либо он не умирает и приходит возложить венок на могилу того, кто уже отошел в мир иной. Осуществимо только одно из двух. Впрочем, даже если бы кто-нибудь придумал хитрый трюк и выполнил его на собственных фальшивых похоронах, он не смог бы в это время быть мертвым.
А вдруг ему кто-то помогал? Еще какой-нибудь кузен из другой соседней деревни? Такой вариант не казался Шиллю невообразимым, однако представлялся до крайности банальным. «На безмолвную память обо мне?» «Ее кузен, должно быть, пришел на кладбище тайком, оставив на прощание эту ядовитую фразочку», — подумал Шилль, и ему живо представилось, будто он сам стоит перед своей псевдомогилой и бросает горстку черной земли на крышку деревянного гроба.
Поезд покатился дальше. Онемевший и потрясенный, Шилль уставился в окно. Он сидел спиной к направлению движения, а мир со множеством полей, деревьев и домов в безумной спешке убегал от него. «Самое увлекательное в дуэли, — вдруг понял Шилль, — самое увлекательное заключается в том, что после нее все будет кончено». Если умрет он, будет очень грустно, но уже не ему, поскольку по причине своей смерти он будет исключен из числа живых. Если умрет Марков, это будет вполне сносно и, главное, простительно. Да, только смерть Маркова позволит Шиллю забыть его; только смерть от пули Шилля станет достойным завершением жизни этого ничтожества Маркова.
В целом вопросы, касающиеся поединка, были улажены, что вызывало у Шилля ощущение приятной ясности.
Предоставление оружия ему гарантировали, секунданту него есть, Маркова он вызвал на дуэль депешей и от полицейских узнал, что оппонент паникует. Чего у него не было, так это плана или идеи, как заставить Маркова явиться на встречу, а время поджимало: согласно старинным кодексам, от момента нанесения оскорбления до выхода на поединок должно пройти не более двадцати четырех, иногда сорока восьми часов, хотя, и Шиллю это было известно, бывали исключения и особые случаи.
Он помнил историю Фердинанда Лассаля, профсоюзного лидера, который тратил дни и недели, пытаясь вынудить противника сразиться с ним на дуэли. В ситуацию вмешались Германия, Франция и Швейцария, Лассаль просил о посредничестве баварского короля, свои рычаги влияния задействовал министр иностранных дел Рихард Ваг нер, однако все напрасно. Лассаль влюбляется в Элен фон Деннигес, поклонницу на двадцать лет моложе его, и они хотят бежать вместе. По какой-то причине они передумывают, Лассаль из соображений приличия отправляет девушку домой, хочет на другой день зайти к ней, но его не пускают даже на порог; он совершенно теряет рассудок, пишет десятки писем в разные страны Европы, требуя сатисфакции за причиненное ему оскорбление, наконец, вызывает отца Элен на дуэль, которую тот игнорирует, ведь он благородных кровей, к тому же дипломат, и ему не к лицу вступать в поединок с ничтожным профсоюзным лидером. Лассаль становится просто карикатурой на самого себя, зажатой в тисках унижения и мании величия, отец передает его вызов жениху Элен, румынскому юнкеру по имени Янко фон Раковица, в поединке с которым на рассвете августовского дня 1864 года на небольшой поляне близ Женевы Лассаль погибает, получив смертельное ранение…