Родители считали, что зарплата каждого из них принадлежит всей семье. Они думали, что поступают во благо. В этом была доля смысла, ведь их семья жила на краю бедности. Все же Севен не мог согласиться с ними.
Севен расслабился. Отец и ухом не повел на его вранье. А Боунс был слишком мал, чтобы понимать.
— Дела совсем плохи, — голос мужчины был тихим. — Держу пари, это дело рук того богача из центра.
Перед ними появились тарелки с лепешками и травяным супом. Молчание матери нагнетало обстановку. Ее лицо тронула тень. Внимание женщины было приковано к словам мужа.
— Торговка на рынке сказала, что он заставил Хэмиша продать ему здание у реки, — сказала она. — Теперь оно нелепо светиться, — Севен не удивился презрению в ее голосе. Он терпеливо молчал.
— Он собирается превратить Речной рынок в очередное неестественное отродье центра.
— И чего ему взбрело открывать это заведение?
— Уверен, в центре он облажался, поэтому ему ничего не оставалось, как перебраться сюда, — ответил отец и они засмеялись. Его слова не казались Севену смешными.
— Он просто хочет сделать наши жизни лучше. Разве это плохо?
— Те, что из центра никогда не делают хорошее для других. Для таких, как мы, — мужчина снова нахмурился. — Одно здание за другим и люди начнут перебираться сюда. Они нас вытеснят ближе к Стене.
Одно только упоминание вызвало волну мурашек. Никому в этом городе не хотелось и близко подходить к той штормовой завесе.
— Этот район уязвим из-за фейри, — стоял на своем Севен. — Вряд ли кто-то захочет сюда переезжать, каким бы прогрессивным не стал Речной рынок.
Лицо мужчины расплылось в ухмылке.
— А легионеры здесь на что, мальчишка? Разве ты не заметил, что они частенько заглядывают к нам со своими делами в последнее время?
Казалось, ему не было дело до очередной аномалии. Отчасти это и вправду было так. Их семья была одной из немногих, кто нейтрально относился к диким фейри, на которую легионеры устраивали охоту.
Севен молчал. Ему вдруг расхотелось есть.
— Нет смысла защищать этого богача, сынок, — чуть мягче сказал отец. — Люди из центра не менее жестоки, чем фейри.
Боунс вернулся к ним уже с малышкой на руках. Эбби была самым младшим членом их семьи, и все ее обожали. И разговор сразу сошел на нет.
Ужин прошел в тишине. Севен смог съесть только одну лепешку, а суп отдал Боунсу. Он ждал, пока брат закончит, а затем сказал:
— Нам пора.
— Куда это вы так поздно? — их мама заботливо вытирала Эбби щеки. Она с подозрением посмотрела то на одного, то на другого мальчишку.
— Играть в мячи. Нас позвали мальчики из соседнего дома, — Боунс спрыгнул со стула, схватил Севена за руку и потащил его к лестнице.
— Обещайте, что не пойдете на площадь, — вслед крикнула им мама.
Конечно, никакие игры с мальчишками их не ждали. Братья собирались сделать противоположное обещанному маме.
Уже на улице в паре кварталов от дома они заговорили.
— Родителям он не нравится, — тихо сказал Боунс. Видимо он подслушал весь их разговор на кухне.
— Родители погрязли в предрассудках, — как-то резко ответил Севен и тут же покосился на брата.
— Ну да, — виновато согласился тот.
Севен нахмурился. По правую сторону от них за рекой горизонт светился в огнях. Мальчишки невольно засмотрелись на высоченные здания. Где-то блеснула голографическая вывеска.
— Говорят в центре этих огней больше, чем самих людей, — начал Боунс. — Надписи и картинки, — как-то мечтательно добавил он. Севен прекрасно понимал его.
— И люди.
— Не, — протянул Боунс. — Они пока не могут разработать голограммы людей. А если и где-то есть, то наверняка это просто повторяющаяся картинка без способности к общению.
Иногда Севен видел в нем ребенка, который из-за всех сил пытается поспевать за ровесниками. Но в редкие моменты, такие как этот, Боунс выдавал нечто такое, что заставляло задуматься о глубине его способностей.