- Прощай, улица Даньславлева Прощай, Господин Великий Новгород!
Лошади тронулись. Тряско, жёстко было Евфимии в гробу. Лишь тонкую дерюжку подстелили псы Васёныша.
И вдруг движенье замерло. Раздались грубые вопросы:
- Кто таковы? Откуда?
- С Ярышевой улицы Славянского конца, - отвечал Немир. - Тело погребаем. Только что отпели в каменной церкви Святого Василия. Везём на загородный погост.
- Не ищете ль кого? - вкрадчиво спросил Нелюб.
- Костромского князя Василь Юрьича. Был среди зыбежников. Посадник повелел не упустить.
- Не мешкай, проезжай! - прервал говоруна сердитый голос, обращённый к погребалыцикам.
Вновь тронулись… Ещё остановились дважды… Преодолели большое расстояние, и Всеволожа услыхала над собою Неонилу:
- Как ты, боярышня? В сердцах отрезала:
- Никак!
Вот кони стали. Крышка сброшена. Бекшик-Фома освободил вязницу от вервия. Она высунулась из-под дерюжного навеса. Местность была порозжая: ни деревца, ни кустика. Князья с охранышами снимали смирную одежду: кукули, чёрные понки.
- Действо окончено! - оповестил Васёныш. - А с тобой, Офима, - обратился он к боярышне, - мой поступок сослужил мне службу дважды: первое - ты не сбежала, второе - помогла счастливо миновать рогатки. Здешние волостели меня ловили, аки зверя ценного. Ан, не поймали!
Князья с охраной извлекли со дна телеги оружие. Косой махнул возатаю:
- Гони во-о-он в то сельцо на окоёме!
Невдолге оказались в малой деревеньке с соломенными крышами. Всего одна изба под деревянной кровлей.
- Как именуется сей град? - спросил Косой у встречной бабы.
- Сижка, - сказала та.
- Чей дом? - Он указал на лучшую избу.
- Нашего сотского Данила Божина.
- Гойда! - крикнул князь своей дружине. Тотчас изба была окружена, хозяин изгнан.
- Шиши! - вопил Данило Божин.
- Не шиши, а княжьи люди, - возразил Нелюб.
- Что ж вы, горожане, с нами делаете? - возмущался сотский.
- Горожане - жители, а селяне - души, - хохотал Немир.
- Не казнись, - спешился Василий Юрьич. - Переночуем, кое-что съедим и выпьем. Завтра сызнова воспрянешь духом.
Хозяйка с Неонилой принялись сбирать на стол. Хозяин с детьми взобрался на поветь пережидать непрошеное гостеванье. Князь Роман вышел во двор смыть дорожную пыль. Василий Юрьич, как был, уселся на скамье у печи, свесив буйную голову. Какие неотвязные мысли тяготили её, Бог весть.
Евфимия прошла за перегородку, где высилась красная кровать с подушечными кострами[8] под потолок. В растворенное оконце она увидела Бекшика-Фому, торчащего у ворот. Немир с Нелюбом в углу двора обихаживали коней. Пленница была взаперти. Не под замком, под крепким приглядом.
Неонила принесла Евфимии воду и сряду: умыться и опрянуться после столь злосчастного пути. Когда занавесь ненадолго отхлынула, боярышня углядела сквозь дверь перегородки, как вошедший Немир что-то истиха объявил Васёнышу.
Хозяйка, выставив еду, удалилась. Взошёл в избу князь Роман, готовый к застолью. Василий Юрьич сел насупротив, как был, даже не распоясавшись, бряцая мечом по скамье.
- Офима! - воззвал он громко. - Потрапезуй с нами!
- Нужды нет, - ответила Всеволожа. - Потрапезую одна.
- За руку тебя весть? - встал Косой, снова забряцав ножнами по скамье.
Евфимия вышла и села в торце стола.
- Давненько не бывал в Нове Городе, - начал подобающую застольную речь князь Роман. - Вижу, нравы там зело поиспорчены заезжими иноземцами. Нынче новгородца от немца по сряде не отличишь. Вместо безрукавой короткой поддёвки - камзолик! Хотя иному татарский архалук больше личит. Камзолы зелёные, а щи несолёные!
- Щегольство! - согласился Васёныш. - Я тоже хочу нынче пощеголять. Пусть Немир торока развяжет, раскладет мою лучшую сряду перед невестою, - глянул он на Евфимию, - будущая моя другиня подскажет, во что опрянуться жениху перед свадьбой.
Немир ходил вкруг стола, услужал трапезующим. Евфимия уронила ложку.
- Ты сызнова не в себе? - спросила у Василия Юрьича. - А вина ещё не пригубливал.
Косой отложил полотки, вытер пальцы, кои были обильно засалены кусками копчёного гуся без костей, взял кубок со стола и залпом опорожнил.
- Есть тут в ближайшем городище поп Трифилий прозвищем Полюд, - деловито сообщил он. - Я Нелюба с телегой послал за ним. Нынче же обвенчает нас с тобою, Офима.
Евфимия встала из-за стола.
- Ещё в Костроме говаривала: насилком меня не взять. Священник спросит, согласна ли, и услышит - нет!
Косой несмешливо пырснул:
- Свидетели же услышат - да! Хватит мне с тобой точить ляскалы. Себя мучаю и тебя. Поп тоже услышит - да! Несколько новгородских гривен повлияют на его слух.
Тут подал голос Роман:
- Я не сообщник лжи. Отпусти, брат, Евфимию Ивановну восвояси. Преизлиха мы с тобою грешны. Лишний грех перетянет душу в геенну огненную.
- Преисподнею не пугай! - озлобился на друга Косой, залпом осушив второй кубок, угодливо налитый Немиром. - Подтвердишь, что велю. Или не целовал мне крест?
- Целовал не на том, - побледнел Роман.
- Смирись, Офима, - отвернулся от него князь к боярышне. - Покоторовались мы вволю. Ныне будет не по-твоему, а по-моему.
- Брат! - вышел из-за стола Роман. - Ежели не отпустишь её тотчас, я покину тебя.
- Ты… покинешь? - в смехе откинулся Косой, едва не опрокинувшись со скамьи. - Ой, не дурачь меня, Ромашка!
Всеволожа тем временем шагнула к двери за перегородку.
- Стой! - заревел Васёныш, вскакивая и хватая её за платье. - Пошто уходишь, не изрёкши ни слова?
- Я всё сказала, - остановилась боярышня. - Прочь грязные лапы с моего летника!
Косой сжирал жертву обезумевшими зенками, не зная, на что решиться. Роман, подступившись, взял его за бока и оттащил от Евфимии. Князь брыкался, бил его пятками по коленам. Роман терпел. Смешная схватка их походила на бой орла с кобчиком.
- Я виновник её неволи. Я должен её спасти, - как бы самому себе внушал князь Роман.
- Лучше тебя лишусь, чем её! - вопил, срываясь на визг, Васёныш.
В конце концов Голиаф поставил Давида на пол и резко пошёл к двери.
- Клятва! Клятва! - останавливал Косой.
- Грешней выполнить, чем нарушить, - не обернулся Роман.
Напрасно не обернулся.
Евфимия, наблюдая их свару, не ожидала, что Васёныш выхватит меч. Совершил он это внезапь и ловко, ибо слыл отличным рубакой. Вся его могучесть была в мече. Всеволожа не видела взмаха стали. Всё перед ней очервлёнело, будто кровавым стал воздух. Тут же раздался грохот. Роман Переяславский рухнул, не преступив порога. Он лежал лицом вниз, а десница - отдельно, соединённая с телом багровой лужею. Всё прояснилось в глазах Евфимии: и то, как Косой скакнул с подъятым мечом, ещё сочащимся преступлением, и то, как отсек он вторым ударом ногу Романа…
Из-за занавеси выскочила Неонила, бросилась к павшему, пачкаясь кровью, запричитала в голос - ушам стало не в измогу.
- Что я сотворил? - подошёл к Всеволоже Васёныш, белый как полотно. - Я убил его?
Евфимия, приближась к телу Романа, подержала запястье его левой руки.
- Ты убил, - сказала она.
Князь опустился на лавку, согнулся и затрясся беззвучно.
Немир привёл Бекшика-Фому. Сообща стали оттаскивать Неонилу, чтоб убрать мёртвого.
- Полегче вы! - простонал Васёныш. - Она дружница его.
Евфимия знала: дружница, сиречь возлюбленная, невенчанная жена. Боярышня почти силой увела овдовевшую за перегородку. Сходила к хозяйке, добыла уксусу, заставила Неонилу нюхать, пока та не перешла с криков к стонам.
- Я исполнил сатанинскую волю, - произнёс отделённый занавесью Косой. - Сатана повелел: «Убей его!» Почему душа промолчала? Где моя душа?
- Грешное тело и душу съело, - отозвалась Всеволожа.
- Офима! - позвал Васёныш. Она вышла.
- Вспоминаю Иулианию Вяземскую, - поднял он жалобное лицо. - Когда мой дед убил Симеона, единственного своего друга, мужа её, а затем и самоё княгиню, он скитался в степи, отверженный, до скончания живота. Ты слыхала про хивинского турка Хазибабу? В мордовской глуши близ местечка Цибирца турок возвёл христианскую церковку. Покойный Роман мне о сём поведал. Пойду в Цибирцу, найду эту пустынь, там кончу дни.