Влюбился по рассказам завсегдатаев трактира, многие из которых уже домогались ее руки.
И вот однажды Йоган возымел намерение посетить ее на альме.
Трактирщик на другой день говорил, что слышал чей-то крик, правда, неясно. Вообще во всю эту историю с посещением напущено много туману.
Трактирщица, конечно, рассказала, как Йоган попросил ее залатать ему штанину, разорванную на икре — и похоже, что собачьими зубами, — но толком так ни до чего и не дознались.
Сам Йоган только плакался, что дорога на альму ужасная, а всех собак неплохо бы перестрелять, и далее в подобном роде.
— Добрались вы туда? — спрашивали Йогана.
— Добрался.
— Понравилась вам Анна-то?
— Понравилась.
— Ну, объяснились с ней?
— Не объяснился.
К этому Йоган ничего уже не прибавлял, только бурчал по-прежнему, что всех собак неплохо бы перестрелять.
Потом опять заговорили о понятливости осла Гута и Йоган вставил:
— А я вот разучу с ним одну штуку…
И ночью, когда луна озарила камни на широких крышах и блики ее трепетали на заснеженных плато и глетчерах окрестных гор, смотрел па черные тени скал, на зубчатые контуры леса и стежку, круто уходившую по-над деревней к альме, где на душистом сене спала Анна.
Вспомнив о ней, он сразу вспомнил и об ослике.
Йоган тайно вынашивал план, в котором Гуту отводил роль своего посла и посредника.
Он начал думать, как бы войти к ослику в доверие. Подождал за деревней, пока тот неторопливым шагом пройдет мимо.
Однако пришел к заключению, что ослик его избегает. На следующий день при подобной ситуации ослик дал недвусмысленно понять, что относится к Йогану с предубеждением. Даже пытался укусить в плечо. Опыты с сахаром на третий день окончились для Йогана полным провалом.
Сахар-то ослик взял, но потом стал лягаться.
На четвертый день он уже отказался и от сахара, а на приход Йогана никак не отреагировал.
Но Йоган все еще защищал животное.
— Очень понятлив, — говорил он об осле.
В день пятый Йоган заготовил с вечера необыкновенно трогательное письмо. Письмо предназначалось Анне Пэг.
В нем говорилось о сердечных муках Йогана. Он де не знает, что над собой сделает, если она его отвергнет. И пусть прекрасная дочь альмы помнит: он, Йоган, подручный лесничего, одним выстрелом убирает орла с ледниковой вершины (такой орел уже стоит в Берне в музее), пусть она помнит, что стрелять-то он умеет, а ружье всегда при нем…
Ослик Гут должен был послужить посредником. План был предельно прост.
Дождавшись за деревней, пока ослик начнет свое восхожденье па альму, Йоган сунет письмо в одну из корзин, привязанных к ослиному боку, — и сунет так, что письмо нельзя будет не заметить. Анна Пэг там, наверху, прочтет и… не устоит…
И Йоган лихо покручивал свой обкусанный ус.
Наутро он дождался ослика за поворотом дороги. Сначала протянул ему кусок сахара. Ослик остановился, взял сахар и начал его разгрызать.
Потом Йоган осторожно приблизился к корзинам, намереваясь сунуть письмо…
И тут произошло невероятное.
— Ну, братцы, — сказал один из крестьян, сбежавшихся на крики Йогана и поднимавших его с земли, искусанного и избитого, — ну, братцы, этого осла никто не обдурит, тутошние пытались — и то не выходило…
Так Анна Пэг и не прочла письма от Йогана, поскольку ослик никакого письма не приносил.
— Это, в конце концов, всего только осел, — говорил Йоган, отбывая к себе в Дюнсинген.
А отбыл он туда довольно быстро.
Ослик Гут! Осел ты или не осел?
--Jaroslav Hašek. Oslík Guat. Črta z Alp bernských (1904).
В книге: Собрание сочинений в 6-томах. Том 2. М.: Художественная литература, 1983.
Перевод Е. Элькинд
Первая публикация в газете «Народни листы», 6 июня 1904 г.[1]
Существует два варианта этого рассказа: первый написан в 1904 году, в 1909 году Гашек значительно переработал текст, изменив сюжет и героев.
(обратно)