— Видите ли, — заметила она, — миссис Панкерст умеет играть роли и вместе с моим сыном принимает ангажементы. Он получает по пяти фунтов в неделю в здешнем большом цирке, а когда приводит с собой миссис Панкерст, ему платят по семи.
Увидев, что осел служит, старушка засияла.
— Ах, Долли, Долли, — сказала она, — дрянная милашка! Она репетирует. — Обратившись к Самюэлю, который от негодования не мог выговорить ни слова, старушка прибавила: — В частной жизни мы ее называем «Долли», но на сцене ее имя миссис Панкерст, потому что это занимает детей.
— Однако вы говорите со мной так, точно не случилось ничего неприятного для меня, — заметил Самюэль.
— Погодите-погодите, — продолжала миссис Честер, не слушая его. — Вот я дам моей милочке сахарцу. — Она всунула в полуоткрытый рот ослицы кусок сахара и прибавила: — А теперь, Долли, милочка, иди баиньки. Ну, иди же, голубушка, иди.
Но вместо того чтобы уйти, Долли растянулась, на полу и лежала, не двигаясь с места.
— Ах, — со смехом заметила миссис Честер, — она умирает за родину. Репетиция продолжается. Видали ли вы когда-нибудь такое милое животное? Мой сын сам учил ее. Правда, хорошо?
— Миссис Честер, — высокомерным тоном произнес Самюэль. — Я требую, чтобы вы положили этому конец! Вы мешаете мне спать, и, право… Мне неприятно, что в моей комнате ослы разыгрывают драмы и комедии.
— Правда-правда, — сказала старушка, — правда, довольно. Ну, Долли, прочь, иди домой!
Долли с усталым видом поднялась и вдруг уселась в большое кресло.
— Ах, вот беда! — вскрикнула миссис Честер. — Понимаете, она хочет выполнить всю программу до конца. Она начала свой последний номер и собирается надеть шляпу и сюртук.
— Что-о-о-о? — с негодованием протянул бедный Самюэль.
— Мой сын надевает на нее свое пальто и цилиндр. Тогда она встает и уходит на задних ногах, делая громадные шаги. Смотреть на нее тогда превесело, это очень занимает детей.
— Тогда, пожалуйста, наденьте на нее пальто и шляпу, только пусть она убирается, как можно скорее. Право, никогда в жизни никто не обращался со мной так непочтительно.
Но старушка стояла в нерешительности.
— Чего же вы еще ждете? Что вам еще надо? — почти крикнул Самюэль.
— Мой сын уехал, и у меня нет ни шляпы, ни пальто, — объяснила сна.
— Что же делать? — с отчаянием спросил Самюэль.
— Может быть… вы одолжите ваши вещи, — с запинкой, нерешительно произнесла миссис Честер.
— Я?.. Мое пальто и шляпу для осла? Удивляюсь, как это могли притти вам в голову, миссис Честер. Такая на вид почтенная женщина — и вдруг…
— Дело в том, — продолжала она, — что если Долли решила выполнить всю программу, она не остановится до конца, и вы никакими силами не прогоните ее, если не наденете на нее пальто и шляпу.
Самюэль схватился за волосы и застонал. Через мгновение он ушел в переднюю и вернулся с лицом, выражавшим отчаяние; он держал новенькую фетровую шляпу и новое пальто.
— Берите! — произнес Самюэль замогильным голосом.
— Только посмотрите, что будет, — с гордостью сказала миссис Честер.
Повернувшись к ослице, она накинула пальто на ее спину, надела ей шляпу на голову и произнесла громко:
— Миссис Панкерст! вот идет первый министр.
Тут Долли поднялась на задние ноги и с видом величайшей гордости вышла в сад.
Представление окончилось.
На следующее утро Самюэлю пришлось отправиться в банк в соломенной шляпе, потому что Долли по несчастью улеглась на его новую фетровую шляпу и всю ночь проспала на ней.
— Это весьма неприятно и возбудит общее внимание, — холодным тоном заметил Самюэль. — Еще никто не носит соломенных шляп.
— Мне очень грустно, сэр, — печальным голосом заметила миссис Честер. — Но Долли все равно, что член нашей семьи, и потому мы никогда не закрываем дверь ее конюшни.
Самюэль посмотрел на свое отражение в зеркале и нахмурился.
— Миссис Честер, — произнес он с самым величественным видом, — может быть, я извиню вас, однако, должен заметить, что в настоящую минуту я очень недоволен, недоволен до крайности.
Он медленно подошел к двери, и прибавил еще более высокомерным тоном:
— Заметьте, я крайне недоволен!
ОСЕЛ УПАЙДУЛЛЫ
В три часа дня в долине, в Центральной Азии, на окраине города, под тенью огромного карагача, отдыхал маленький старый осел. Тут было прохладно, мало мух, недалеко звенел арык[2], и всегда можно было напиться. Сегодня четверг, и толстый лавочник, сплетник Упайдулла, в этот день всегда давал отдых ослу.