— Погибли? — повторил капитан. — О да, мы погибли!
— Но мы живы! — возразил Джон.
— И всё же — погибли! — Капитан указал на отряд всадников, направлявших лошадей по скалистой тропе к берегу.
Энтони невольно залюбовался грацией всадников.
— Мы погибли, — застонал капитан. — Это турки!
Глава 3
КРОВОПИЙЦА
Вскоре стало очевидно, что капитан, прав. Спасшиеся при кораблекрушении — пятнадцать мужчин и Мэри Хоквуд — были тут же на берегу связаны все вместе; и всадники погнали их к вершине скалы, подгоняя хлыстами. Энтони попытался защитить мать от грубого обращения и тотчас получил несколько ударов хлыстом по голове; он упал и потерял сознание. Его избили во второй раз за эти два дня, и теперь ему ничего не оставалось, как тупо брести в полубессознательном состоянии за моряком, к которому он был привязан.
— Боже милосердный! — стонал Джон Хоквуд. — Чем мы прогневали небеса, чтобы заслужить такое наказание?
Мэри не могла говорить, только горькие слёзы текли по её лицу.
Падая и задыхаясь, они добрались до вершины скалы и вскоре оказались в лагере примерно в ста ярдах от берега. В темноте были едва различимы шатры. Их согнали в кучу и предоставили самим себе, но всё же под присмотром турок.
— Погибли, — повторял капитан. — Мы погибли.
— Вы знаете их язык? — спросил Джон.
— Я знаю всего несколько слов. Поэтому я и говорю, что мы погибли.
— Вы можете попросить воды? Без воды мы действительно погибнем к рассвету.
— Мы так или иначе погибнем к рассвету, — отозвался капитан, — или вскоре после рассвета...
Пессимизм капитана был удручающим. Но Джон скоро понял, чем продиктовано нежелание капитана просить воду. Один из моряков опрометчиво сделал это и тотчас был избит палками.
Ночь тянулась медленно, жажда, голод и ноющая боль в связанных телах становились всё более невыносимыми. Ветер начал стихать. Задержись они с отплытием из Галаты всего на несколько часов, то, вероятно, избежали бы и шторма и кораблекрушения. Казалось, злой рок преследовал их на каждом шагу, намереваясь уничтожить окончательно.
Но вот наступил рассвет, провозглашённый муэдзином[28], призывающим на утренний намаз[29]. По этому сигналу каждый мужчина в лагере начинал молитву, встав на колени лицом по направлению к Мекке.
Теперь пленники могли рассмотреть окружавшие их шатры, над которыми развевались зелёные флаги. Каждый шатёр был достаточно большим, чтобы вместить несколько человек, но мог быть мгновенно сложен. Джон Хоквуд понял, что это походный лагерь турецкого патруля. То, что их судно выбросило прямо к сипахам[30], было ещё одним подтверждением зловещей судьбы, которая преследовала его семью в последнее время.
Земля вокруг была выжжена солнцем, лишь несколько чахлых деревьев виднелись в отдалении. Внизу беспокойно колыхались воды Мраморного моря... Вот и всё, что можно было сказать об окружавшем их пейзаже.
Джон рассмотрел турецких воинов, которые, закончив молитву, с большим удовольствием пили и ели, не обращая внимания на страдания пленников. Несмотря на страх и усталость Джон Хоквуд не мог не восхищаться пленившими их воинами. Он оценил воинственный дух, уверенное поведение и качество их вооружения. Они были одеты в белые рубахи с длинными рукавами, синие шаровары были заправлены в мягкие лайковые сапоги. На головах были круглые железные шлемы с острым выступом для отражения ударов. Поверх рубахи была одета кольчуга-кираса, ниспадавшая до бёдер; поддёвка под кольчугой была из толстого войлока и защищала от сабельных ударов. Собственные сабли сипахов были изогнутыми и острыми, как бритва. Такие сабли рубили, а не пронзали. Кроме того, сипахи были вооружены пиками и луками со стрелами, то есть во всём соответствовали описанию императора Константина лучшей в мире лёгкой кавалерии.
Но каких-либо признаков огнестрельного оружия видно не было. Поэтому эти замечательные воины всё-таки не могли противостоять пушечному огню.
До слуха пленников донёсся цокот копыт, и кавалькада всадников въехала в лагерь, сопровождая величественного предводителя. Как и у простых сипахов, на этом человеке были кираса, круглый железный шлем, но его белая рубаха заканчивалась широкой золотой каймой. В руках он держал жезл с конским хвостом, завязанным в узел.
— Это их паша, — угрюмо пробормотал капитан.
Паша спешился и размашистым шагом подошёл посмотреть на пленников. Воины, сопровождавшие его, ухмылялись и обменивались короткими замечаниями. Их свирепые глаза и вся повадка красноречиво говорили, что ни о каком проявлении жалости к страданиям людей, -пригнанных с берега, не может быть и речи.