Паша был человеком с орлиными чертами лица, почти наполовину скрытыми бородой и усами. Он сделал знак, и его люди бросились к пленникам, размахивая палками и кнутами. Связанные одной верёвкой, несчастные не могли оказать никакого сопротивления. Построив пленников в линию, сипахи стали срывать с них одежды.
— Господи! — взмолился Джон. — Что же это такое?
— Они хотят убедиться, достоин ли кто-нибудь из нас остаться в живых, — объяснил капитан.
К счастью, происходящее не коснулось жены Джона, на неё просто никто не обращал внимания. Но мужские гениталии неизбежно проверялись нетерпеливыми пальцами сипахов. Джон не мог заставить себя посмотреть на Энтони, который был ошеломлён не меньше, чем он сам.
— Если бы вы были обрезаны, — сказал капитан, — вы бы имели шанс выжить.
— Мой Бог! — пробормотал Джон. Ему никогда не приходило в голову, что жизнь или смерть могут зависеть от кусочка плоти.
Пока продолжался «осмотр», паша медленно продвигался вдоль линии заключённых и, дойдя до Хоквудов, нахмурился, оценивая их телосложение и рыжие волосы. Он повернул голову и рявкнул кто-то... Его спутники расступились, давая дорогу человеку преклонного возраста. Он держал жезл, а не турецкую кривую саблю; на голове его была белая войлочная шапка, а не шлем. Его седая борода доходила до пояса.
Паша обратился к нему, и тот, в свою очередь, посмотрел на Джона и Энтони. Потом он заговорил по-гречески.
— Халим-паша спрашивает тебя, — обратился он к Джону высоким дрожащим Голосом, — не ты ли человек по имени Хоук, который служит византийцам?
Джон помедлил с Ответом, удивлённый осведомлённостью турок о происходящем в городе. Возможно, турки расценят византийского генерала большим врагом, чем генуэзских моряков. Но, как сказал капитан, их всё равно ждёт смерть!
— Да, я Джон Хоквуд, — ответил он, — но я оставил службу у императора.
Муфтий[31] перевёл ответ паше, который слушал, поглаживая бороду.
— А это твой сын? — спросил муфтий.
— Сын и жена, — ответил Джон.
— Она не в счёт, — произнёс муфтий.
— Наоборот, — устало возразил Джон, — она для меня ещё как в счёт.
Муфтий пристально посмотрел на него, кивнул и повернулся к паше. Паша раздумывал некоторое время. Энтони затаил дыхание: что это — шанс выжить или смертный приговор?
Внезапно паша отдал приказание, и верёвки, связывающие трёх Хоквудов с остальными моряками, были перерезаны. Но тут же их связали снова и увели от генуэзских моряков.
— Прощайте, — бросил им вслед капитан.
— Что с нами будет? — спросил его Джон.
— Не знаю, друг мой. Не знаю.
Джон обратился к муфтию:
— Я умоляю вас, господин. Моя жена едва держится на ногах. Глоток воды...
Муфтий распорядился, и к их удивлению принесли еду и воду. Еда была очень сухой и напоминала кашу с кусочками жилистого мяса; они ели руками, но тем не менее это был настоящий праздник. Генуэзским морякам не дали ничего, это было бы излишней роскошью.
Паша вскочил в седло, свита последовала за ним. Сипахи начали кружить около кучки моряков. Сняв луки и достав стрелы, они начали стрелять в обнажённых мужчин. Первая стрела поразила цель, моряк вскрикнул и, упал, потянув за собой одного из товарищей. Он не умер сразу, но продолжал кричать и корчиться от боли. Его товарищи инстинктивно отпрянули от всадников, сбившись в кучу и став одной большой мишенью. Издавая самодовольные крики, всадники продолжали стрелять в человеческую массу, предоставленную им на растерзание. Не надо было быть метким стрелком — каждая стрела достигала цели. Кровь брызгала и лилась по земле, генуэзцы пронзительно кричали и молили о пощаде. Упав на колени, моряки постепенно затихали, некоторые были уже мертвы, и вот уже пленники превратились в груду мёртвых и полуживых тел. Сипахи продолжали стрелять и стреляли до тех пор, пока не умолк последний стон.
Онемев от ужаса, Хоквуды наблюдали за уничтожением моряков. Энтони безуспешно пытался высвободить руки из верёвок.
— Боже мой, что это за люди. — Он задыхался от гнева.
— В них определённо вселился дьявол, — отозвался Джон Хоквуд с мистическим ужасом.
«И всё же они великолепные всадники и великолепные лучники», — подумал он.
Бойня продолжалась всего несколько минут — так точны были их выстрелы. Сипахи спешились и топтались среди мёртвых, тел, возвращая свои стрелы.