Глава 2
Пять прилагательных: измеряем взрослую привязанность
Спустя несколько месяцев после завершения курса Гарри я договорился о встрече с психиатром Маурицио Кортина в Вашингтоне. Несколько недель до этого мы переписывались и один раз говорили по телефону, но теперь должна была состояться наша первая личная встреча. Во время разговора я поймал себя на том, что задаюсь вопросом, сможет ли он определить мой стиль привязанности только по нашей беседе, а потом понял, что сами мысли об этом, вероятно, являются признаком тревожности.
Семидесятилетний доктор Кортина был мужчиной среднего телосложения с круглым лицом, редеющими волосами и мягким голосом. Мы встретились во вторник, в день, когда он обычно не принимает пациентов, поэтому он был одет неформально: тенниска, брюки цвета хаки и кроссовки. Он согласился диагностировать меня с помощью «Опросника взрослой привязанности» (AAI), который считается золотым стандартом для определения стиля привязанности. В отличие от процедуры «странной ситуации», которая оценивает привязанность человека в детстве, этот опросник нацелен на измерение актуального стиля привязанности.
В 1970-х годах, едва начав работать в психиатрии, доктор Кортина почти сразу прочел работу Джона Боулби.
– Я тогда подумал: «Господи, это великолепно!», – поделился он. – Это теория о хрупких, доверительных отношениях. Она не всеобъемлюща: ведь помимо привязанности есть и другие факторы, влияющие на личность, но в ней отражена самая суть.
По его словам, он стал «ранним адептом» теории привязанности и в итоге основал Центр привязанности и развития человека в Вашингтонской школе психиатрии. Он также научился проводить интервью для оценки стиля взрослой привязанности.
Это интервью было разработано в середине 1980-х годов психологом Мэри Мэйн и ее коллегами из Калифорнийского университета. Людям задают открытые вопросы об их детских отношениях с родителями, опыте болезней, угроз и отвержения и о том, как все это могло повлиять на их личность. Целью является не анализ конкретного детского опыта – память слишком ненадежна для такого, а раскрытие «ментальной модели» человека, того, как он видит себя в отношениях с другими29. В 2009 году голландские исследователи опубликовали отчет о проведении более 10 500 интервью за предыдущие двадцать пять лет и указали, что система кодирования «устойчива независимо от страны и культуры»30.
– Теория привязанности засела у меня внутри, – сказал доктор Кортина, – и иногда я использую эти вопросы в психотерапии. А когда я рассказываю о важности этой концепции пациентам, у которых есть дети, они говорят «конечно!», потому что знают внутри себя, что внимание к маленьким детям является ключевым моментом в развитии.
– Полезно ли людям знать о своем стиле привязанности? – спросил я.
– Да, конечно, – ответил он. – Понимаете, ожидания, которые мы возлагаем на других людей, составляют важную часть нашей психики и, следовательно, отношений. Могу ли я положиться на тебя? Можешь ли ты положиться на меня? Это не вся психология, но один из наиболее значимых ее элементов.
Потом мы говорили о стиле привязанности как одной из сторон жизни и о том, как надежная привязанность не гарантирует, что человек не столкнется со стрессом в отношениях, душевной болью или даже депрессией. Очевидно, что другие факторы тоже играют роль.
Говоря о формирующем влиянии, доктор Кортина упомянул генетику и то, как социальное окружение (семья, экономика, воспитание) определяет, какие генетические компоненты проявляются в нас, а какие нет. Он говорил о братьях, сестрах, ровесниках и многих других, включая организации и школы. Все они помогают сформировать уникальную личность.
Есть и другие способы описания личности. Например, психологи говорят о «Большой пятерке» черт характера: экстраверсии, дружелюбии, открытости опыту, сознательности и невротизме.
– Тем не менее, – сказал Кортина, – теория привязанности дала терапевтам намного больше инструментов, помогающих понять человека.
Боясь показаться навязчивым, я спросил доктора, знает ли он свой стиль привязанности. Он рассказал, как однажды коллега протестировал его, и, хотя это было неофициально, он предполагал, что его стиль – надежный «с элементами избегания»31.