— Мудрая ваша речь, добродею! — после долгого размышления сказал Муха, переглянувшись с товарищами. — Благое ваше желание бросити-бросить искать неверною, неизвестного, остатися-остаться при известном спокойствии. Бог вас за такую мысль благословити-благословил, он же и устроити-устроит всё к вашему и нашему благу. Зачем же вы и куда нас отсылаете? Благодарение богу, исторгнутись-исторгнулись из плена египетского, мучения ляшского пекельного, станем же и мы людьми. Где вы, добродею, там и мы. Мы себе дурни, хотя и дойдем до самой Москвы, а всё поумнети-не поумнеем, а коли б ещё и глупейшими стать-не стали. Тут, здесь, при тебе, добродею! Как поклялись, так и повек остаться-останемся. Так ли, хлопцы!
— Так, так, так! — закричала единодушно малочисленная громада и бросилася целовать руки и полы платья до слёз тронутого такою преданностию Андрея.
— Когда ж так, — сказал он, — то и пусть будет так. Дайте мне срок, когда меня бог чем обрадует, тогда я вам и всю мысль свою скажу. Посоветуемся и положим на мере.
Успокоенный добрым началом своего предприятия и не тревожимый состоянием своей Маси, Андрей с спокойным духом продолжал свои прогулки по окрестностям своего кочевья. С ружьем он проходил лесом, стрелял дичь, любовался местоположениями и только к вечеру по сделанным в лесу, приметам возвращался домой.
Однажды, и именно 5-го июля, от зари он всё шёл да шёл, погружённый в мысли о своём предложении, и нечувствительно прошёл вёрст восемь. Зной палил его, жажда мучила, но он не находил чем освежиться. Пробираясь густым лесом, пришёл на край горы. К обрадованию своему, внизу увидел он изобильные источники, бросился туда, утолил жажду, освежился и, изнурённый усталостию, тут же лёг и скоро уснул...
Просыпаясь, видит пред собою монаха, с большим вниманием смотрящего на него... Андрей вскочил, оправил расстёгнутую грудь, подошёл с уважением к монаху и сказал:
— Благослови, отче, странника.
Монах, не поднимая руки, кротко, с улыбкою, но дрожащим голосом говорит ему:
— Меньший не благословит старшего.
— Как это, отче святый? — сказал удивлённый Андрей.
— Андрей! — вскрикнул монах, подняв руки и дрожа всем телом. — Ты брат мой в мире. Я видел крест на тебе!..
— Брат?.. Ты Григорий?.. Брат мой?..
— Брат!..
И долго они более ничего не могли произносить, как это сладостное имя, от самого детства не выходившее из уст их... Обнимания их продолжались долго... потом пошли расспросы, рассказы... Пришли в келью монаха, тут же при источниках кое-как слепленную; хозяин предложил скудную трапезу. Тут Андрей рассказал брату все свои похождения.
Монах в свою очередь рассказал, что когда он жил у тётки, то вдруг неожиданно явился отец их, сказал что-то невестке. Она начала плакать горько и заботиться, где бы укрыть его, но вдруг набежали солдаты, «батюшку схватили и потащили, не знаю куда. — Так рассказывал монах. — Когда солдаты тащили батюшку, то я уцепился за него и хотел, чтобы и меня вместе утащили. Батюшка успел благословить меня... и я его больше не видел уже. Солдаты всё кричали на батюшку: "Убийца!.. убийца!.."
Прошло дня два, мы с тётушкою всё плакали. Она не смела послать разведать, что делается с батюшкою... Как вдруг набежали солдаты, вырвали меня из рук тётушки и повезли недалеко, в какой-то город, и отдали меня в один дом, где старый господин и всё семейство его были в чёрном платье. На меня только взглянули и, сказав: "Это он?", приказали свести в людскую.