О weh! Hinweg! Und lasst mir jene Streite Von Tyrannei und Sklaverei bei Seite! Mich langweilt's: denn kaum ist's abgethan, so fangen sie von vorne wieder an.
Прочь! Оставьте споры О тирании и рабстве!
Они наводят скуку: едва покончишь с ними, Они начнутся вновь.
Все сказанное о политике в такой же степени относится к общей ремесленнической и хозяйственной жизни. Один из самых добросовестных современных исследователей в этой области, д–р Каннингем, постоянно обращает внимание на то, насколько сложно для нас — в одном месте он называет это «безнадежно»370 — действительно понять экономические условия прошлых веков и особенно относящиеся к ним представления, как их понимали наши предки и как они определяли их поступки и законодательное урегулирование. Цивилизация, простое облачение человека, настолько преходящая вещь, что проходит бесследно. Если даже горшки и подвески для ушей и тому подобное хранятся больше как украшение в наших музеях, а различные контракты, векселя и дипломы пылятся в архивах, живое содержание их прошло и никогда не вернется. Кто никогда не занимался изучением этих отношений, не представляет, насколько быстро одно состояние вытесняет другое. Мы считаем, что Средневековье — большая единая тысячелетняя эпоха, находившаяся в постоянном брожении в результате войн, однако достаточно стабильная, что касается идей и социальных условий, затем наступил Ренессанс, из него постепенно развилась современность. В действительности с того момента, когда в мир вступили германцы, особенно когда они стали решающим фактором в Европе, ни на минуту не наступал покой в экономической области. У каждого века свое собственное лицо, и иногда происходит, например между XIII и XIV веками, что один-единственный век обнаруживает более глубокий переворот экономических условий, чем те, которые отделяют пропастью конец XIX века от начала XVIII века. У меня была однажды возможность подробно заняться жизнью в том замечательном XIV веке не с точки зрения прагматичного историка, но чтобы получить живую картину того времени, когда произошел расцвет бюргерства и свободы. При этом мне бросилась в глаза одна вещь: великие люди этого стремительного века, века «смелого и дерзкого прогресса»,
371 Якоб фон Артевельде (Jacob von Artevelde), Кола Ринци (Cola Rienzi), Джон Вайклиф (John Wyclif), Этьен Марсель (Etienne Marcel), не были поняты своими воспитанными в представлениях XIII века современниками и из–за этого погибли. Они слишком быстро облекли свои мысли в новую форму. Я почти уверен, что торопливость, столь характерная для сегодняшнего дня, всегда была присуща нам. У нас всегда не хватало времени для жизни: раздел наследства, отношения между классами, вообще все, что составляет открытую жизнь общества, постоянно колеблется у нас туда и сюда. По отношению к экономике даже политика является еще долговременной, потому что крупные династические интересы, позже интересы народов образуют веский балласт, в то время как торговля, городская жизнь, относительная ценность сельского хозяйства, появление и исчезновение пролетариата, концентрация и распределение имеющегося капитала и т. д. служат основанием почти только действию названных мною в общем вступлении «анонимных сил». Из всего этого ясно, что прошедшую цивилизацию едва ли можно рассматривать в каком-либо отношении как еще живую «основу» современности.