До 1800 года мы не только имеем целый ряд теоретиков социализма, среди которых особенно заметным является известный философ Локк с его ясным и социалистическим взглядом на труд и собственность,409 но XVI, XVII и XVIII века принесли большое количество попыток перестройки идеального коммунистического государства, как и XIX век. Голландец Петер Корнелиус, например, предлагает уже в XVII веке отменить все национальности и создать «центральную магистратуру», которая должна смотреть за управлением совместных предприятий многочисленных «акционерных обществ»410 (sic), а Винстэнли (Winstanley) развивает в своем «Законе о свободе» (1651) такую законченную коммунистическую систему, где отменялась всякая личная собственность, отменялись (под страхом смерти) покупки и продажи, отменялась вся спиритуалистическая религия, где ежегодно народом избирались чиновники и т. д., что последователям действительно мало что осталось.411
Машины
Думаю, что данные размышления, конечно, более разработанные и продуманные, многим помогут лучше понять наше время. Во всяком случае в XIX веке добавился мощный преобразующий элемент: машина, та машина, о которой только что названный хороший и думающий социалист Уильям Моррис говорит: «Мы стали рабами чудовища, которое породила наша собственная творческая сила».412 Количество бедствий, причиной которых в XIX веке стала машина, невозможно изобразить в цифрах, оно превосходит всякое воображение. Мне кажется вероятным, что XIX век «самый болезненный» из всех известных времен, и главным образом в результате внезапного подъема машины. В 1835 году, сразу после введения машинного производства в Индии, вице–король сообщал: «Едва ли можно найти параллель в истории торговли нищете и бедствиям. Равнины Индии покрыты костями ткачей хлопка».413 Это было в большем масштабе повторение той самой безымянной нищеты, которую повсюду вызвало введение машины. Хуже всего — голодная смерть затрагивает только одно поколение — что тысячи и миллионы людей были выдавлены из относительного благосостояния и из независимости в продолжительное рабство и были изгнаны из здоровой сельской жизни в жалкое существование без света и воздуха в большие города.414 И все же можно сомневаться, что этот переворот (без учета того, что он затронул намного более многочисленное население) привел к большим трудностям и более интенсивному общему кризису, чем переход торговли от натурального хозяйства к денежному или в обработке земли переход от натурального хозяйства к искусственному. Именно страшная быстрота, с которой распространилось фабричное производство, к тому же одновременно почти неограниченная возможность эмиграции несколько смягчили неизбежную жестокость этого развития.
Мы видели, что этот экономический переворот был обусловлен индивидуальным характером германцев. Как только отвратительная политика на мгновение давала передышку, мы видели в XIII веке Роджера Бэкона, в XVI веке — изобретения Леонардо да Винчи, предвосхищавшие века. Так же мало, как телескоп и локомотив — это безусловно новое, являются плодом духовного развития, так же мало что-либо в нашем сегодняшнем экономическом состоянии является чем-то принципиально новым, даже если как явление сильно отличается от предшествовавших условий. Мы только тогда правильно оценим современное экономическое положение, когда научимся узнавать основные черты нашего характера, действующего повсюду в прошлых веках; тот же самый характер действует и сегодня.
5. Политика и Церковь (от введения принудительной исповеди, 1215 год, до Французской революции)
Церковь
В какой мере я считаю, что политика и Церковь входят в одну группу, я разъяснял уже на с. 735 (оригинала. — Примеч. пер.). Более глубокие причины этого единства затронуты во «Введении» к разделу «Борьба».415 Едва ли кто-нибудь станет отрицать, что в развитии Европы начиная с XIII века фактические отношения между Церковью и политикой во многих важнейших делах имели решающее значение, и практические политики в один голос утверждают, что полное отделение Церкви от политического государства — т. е. безразличие государства к церковным делам — неосуществимо еще и сегодня. Если рассмотреть аргументы по этому вопросу самых консервативных государственных деятелей, то они окажутся более обоснованными, чем их доктринерских противников. Например, откроем книгу Константина Победоносцева «Спорные вопросы современности».