Что это не вера сама по себе, не почитание той или иной догмы, но Церковь как политическая организация оказывает такое влияние, видно из того, что там, где римская церковь должна была утверждать свое право на существование в борьбе с другими церквами, она принимает другие формы, способные удовлетворить людей, стоящих на высокой ступени культуры. Еще лучше это видно из того, что лютеранская, а также прочие протестантские догматы как таковые имели не очень большое значение. Слабым местом у Лютера была его теология.425 Если бы она была его сильной стороной, он не был бы годен к своему политическому делу, так же как его Церковь. Рим — это политическая система, поэтому ей должна быть противопоставлена другая политическая система, иначе все свелось бы к старой борьбе, которая продолжалась уже полтора тысячелетия, между правоверием и ересью. Генрих фон Трайчке может называть кальвинизм «лучшим протестантизмом», если ему так нравится,426 в действительности, Кальвин был чисто религиозным реформатором Церкви и человеком с железной логикой, потому что ничто не следует более ясно из последовательно проводимого учения о предопределении, как ничтожность церковных действий и ничтожность священнических притязаний. Но мы видим, что учение Кальвина было слишком теологическим, чтобы перевернуть римский мир, для этого оно было, помимо всего, слишком рациональным. Иначе действовал Лютер, немецкий патриотический политик. Его мышление не заполняла догматическая педантичность, скорее она была на втором месте. Главной была нация: «Я родился для моих немцев, им я хочу служить!» — восклицал этот замечательный человек.
Любовь к Родине была для него обязательной, божественная ученость — условной, здесь он никогда полностью не сбрасывал монашескую сутану. Один из знаменитых теологов XIX века, Поль де Лагар (Paul de Lagard), говорит о теологии Лютера: «В лютеровой догматике мы видим перед собой незатронутым католико-схоластическое здание, за исключением отдельных loci, которые были отломлены и заменены новыми пристройками, связанными со старой архитектурой не только стилем, но и строительным раствором».427 Известный догматик Адольф Хар- нак, тоже не католик, подтверждает это мнение, называя церковное учение Лютера (по крайней мере, в его широком развитии) «жалким дубликатом католической церкви» 428 Со стороны этих ученых это является упреком, но мы, рассматривая дело с чисто политической точки зрения, не можем порицать, потому что мы видим, что такой вид реформы Лютера является условием политического успеха. Без князей ничего нельзя было сделать. Кто будет всерьез утверждать, что положительно настроенные к реформе князья действовали из религиозного восторга? Пальцев на одной руке будет много, чтобы перечислить тех из них, к кому можно применить такое утверждение. Главным был политический интерес и политическое честолюбие, опирающиеся на пробуждающееся национальное сознание. Но все эти люди, так же как все нации, выросли в римской церкви, сильное влияние которой лежало на их умах. Лютер, предлагая им «дубликат» римской церкви, заострил имеющееся волнение на политическое содержание, не тревожа совесть больше, чем нужно. Песнь, которая начинается словами:
Господь моя крепость,
заканчивается
Царство остается нам.
Это был верный тон. И полностью неправ Лагар, утверждая, что «все осталось по–старому». Отделение от Рима, которое Лютер так страстно отстаивал, было мощнейшим политическим переворотом, какой только мог быть. Этот человек изменил историю, потому что каким бы жалким не было продолжение Реформации в некоторых отношениях — где жадные, фанатичные и (говоря словами Трайчке) «беспримерно неспособные» пробудившуюся наконец Германию огнем и мечом опять разгерманизировали и доверили заботам басков и их детей—дело Лютера не погибло, а именно потому, что имело прочное политическое основание. Смешно пересчитывать так называемых «лютеран» и измерять соответственно этому дело Лютера, потому что этот герой эмансипировал весь мир, и современный католик обязан ему так же сильно, как любой другой человек, если он свободный человек.429