Юм как личность намного значительнее Локка, но не выдвинул (думаю, что не ошибаюсь) так много конструктивных идей. И тем не менее мы относим его к исследователям природы, потому что в чисто человеческой области его наблюдения отличаются такой остротой и верностью, как ни у одного из его предшественников, и он никогда не отклонялся от метода, выдвинутого в своей первой книге: наблюдение и эксперимент.532 У Канта обширные знания во всех отраслях, и подробные занятия естествознанием в течение всей его долгой жизни в конце концов образуют черту, которой часто не придают значения. Гердер, его ученик, пишет: «История людей, народов, природы, учение о природе, математика и опыт были источниками, которыми он оживлял свои доклады и свое общение; ничто достойное знания не оставляло его равнодушным». Писательская деятельность Канта на службе естествознания продолжалась с двадцати до семидесяти лет, от «Мыслей об истинной оценке живых сил» («Gedanken von der wahren Schätzung der lebendigen Kräfte»), над которыми он начал работать в 1744 году, до его появившегося в 1794 году сочинения «Кое-что о влиянии Луны на атмосферные условия» («Etwas über den Einfluss des Mondes auf die Witterung»). В течение тридцати лет самыми посещаемыми были его лекции, которые он читал зимой по антропологии, летом по физической географии. Его ближайший друг в последние годы, Васянский, рассказывает, что до самого конца очень оживленные застольные беседы «касались большей частью метеорологии, физики, химии, естественной истории и политики».533 Во всяком случае Кант был только мыслителем о наблюдениях природы, не наблюдателем и экспериментатором (насколько мне известно), каковым был Декарт. Но каким великолепным косвенным наблюдателем он был, показывают такие работы как его описание большого землетрясения 1 ноября 1755 года, его наблюдения кратеров на Луне, о теории ветра и многие другие, и едва ли есть необходимость напоминать, что философские наблюдения Канта о космической природе дали два бессмертных произведения: «Общая естественная история и теория неба или попытка составления и механического происхождения здания всего мира» («Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels oder Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprünge des ganzen Weltgebäudes») (1755) (посвященная Фридриху Великому) и «Метафизические основы естествознания» («Metaphysischen Anfangsgründe der Naturwissenschaft») (1786).
Заимствованный у успешных наблюдений природы и усовершенствованный наблюдениями природы метод пронизывает всю жизнь и мысли Канта, так что его как первооткрывателя можно сравнить с Коперником и Галилеем (с. 778 (оригинала. — Примеч. пер.)). В своей «Критике чистого разума» он говорит, что его метод анализа человеческого разума является «методом, заимствованным у естествоиспытателя»,534 и в другом месте: «Истинный метод метафизики в принципе схож с тем, который Ньютон ввел в естествознание и который имел такие полезные последствия». В чем же состоит этот метод? «В результате надежного опыта отыскивать правила, по которым происходят определенные явления природы», в области метафизики «в результате надежного внутреннего опыта».535 То, что я стараюсь здесь изобразить в самых общих, примерных чертах, любой думающий человек может при внимательном рассмотрении проследить до мельчайших подробностей. Так, например, центральным моментом всех произведений Канта является вопрос о нравственном ядре индивидуальности: чтобы добраться до него, он вначале разбирает на составные части механизм окружающего космоса, затем, в течение 25 лет непрерывной работы, он расчленяет внутренний организм мышления, еще 20 лет он посвящает исследованию обнажившейся человеческой личности. Ничто не показывает более отчетливо, насколько сильно здесь наблюдение является творческим принципом, как высока оценка Кантом человеческой индивидуальности. Отцы Церкви и различные доктора не могли найти достаточно слов, чтобы выразить презрение к самим себе и всем людям. Уже значительным симптомом было, когда звезда нового дня, Мирандола, за 300 лет до Канта написал книгу «О достоинстве человека». Бедный человек во время длительного господства империи и понтификата совершенно забыл, что оно есть. Тем временем выросли его достижения, его независимость, и Кант, который в далеком Кенигсберге общался лишь с немногими не очень значительными людьми, а в остальном жил в обществе самых возвышенных умов человечества и прежде всего самого себя, сформировал из непосредственного восприятия своей собственной души высокое представление о значении непостижимой человеческой личности. Мы везде встречаем у него это убеждение и таким образом видим глубину сердца замечательного человека. Уже в своей работе «Теория неба», которая должна была изобразить механику здания мира, он восклицает: «С каким глубоким благоговением душа должна смотреть даже на присущую ей сущность!»536 В дальнейшем он говорит о «возвышенности и достоинстве, которые мы представляем в той личности, которая исполняет свой долг».537 Мыслитель все глубже погружается в эти наблюдения: «В человеке открывается глубина божественных дарований, которая заставляет его чувствовать как будто священный трепет перед величием и возвышенностью его истинного предназначения».538 В свои 70 лет этот старец писал: «Чувство возвышенности нашего собственного предназначения увлекает нас больше, чем все прекрасное».539 Это все как пример, куда ведет метод исследования природы. Как только он вместе с Кантом открыл разуму новое, выросшее из естествознания и поэтому соответствующее ему мировоззрение, он одновременно раскрыл сердцу новую религию — религию Христа и мистиков, религию опыта.