Здесь, однако, следует сделать замечание, иначе быстро рассеивается успех осознания, и именно задача науки предотвратить это. Потому что никто не может ответить на вопрос, что такое природа вне человеческого представления, тем более что такое человек вне природы, отсюда у мечтательных, необученных умов возникает склонность к некритичной идентификации обоих. В этой идентификации скрываются опасности, которые вытекают из следующего соображения. В то время как естествознание приводит к познанию, что знание о телах, хотя оно исходит из кажущегося совершенно конкретным, реальным, но заканчивается совершенно непостижимым, то процесс в области немеханического мира обратный: непостижимое (если размышлять философски) находится не в конце пути, но в самом начале. Это есть понятие и возможность свободы, допустимость вневременного, происхождение чувства нравственной ответственности и долга и т. д., что не может получить доступ к пониманию, в то время как мы очень хорошо понимаем все эти вещи, чем дальше мы их прослеживаем в область каждого прожитого мгновения. Свобода — самый верный из всех фактов опыта, «Я» стоит вне времени и замечает движение только во внешних проявлениях.
585 Совесть, раскаяние, чувство долга господствуют сильнее, чем голод. Отсюда склонность человека без метафизических задатков не замечать разницу между обоими мирами — природой внешней и природой внутренней, как их называет Гёте: например, перемещать свободу в мир явлений (как космического бога, чудо и т. д.), предполагать начало (что отменяет понятие времени), обосновывать мораль определенными, историческими заповедями, которые можно в любое время отменить (в результате чего исчезает нравственный закон) и т. д. Правда, люди с метафизическими задатками, арии, никогда не совершали этой ошибки:586 их мифология свидетельствует замечательное предчувствие метафизического познания или же (потому что мы можем сказать это с тем же правом) наша научная метафизика означает возрождение заглядывающей вдаль мифологии. Однако, как показывает история, это высокое предчувствие мощного утверждения менее одаренных людей, выносящих суждение по простому чувственному внешнему виду и преклоняющихся перед слепыми историческими суевериями, не выдержало испытания, и есть одно-единственное противоядие, достаточно сильное, чтобы нас спасти: наше научное мировоззрение. Из некритической идентификации возникают и другие бесцветные и потому вредные системы, как только в противоположность к только что названному перенесению внутреннего опыта в мир явлений этот последний со всем его механизмом переносится во внутренний мир. Последним образом возникает якобы «научный» монизм, материализм и т. д., учения, которые никогда не победят мировое значение иудаизма, так как для большинства людей слишком большим требованием является отрицание того, в чем они уверены, но которые в XIX веке внесли большую путаницу в мысли.