В безбрежном мире раствориться, С собой навеки распроститься В ущерб не будет никому. Не знать страстей, горячей боли, Всевластия суровой воли — Людскому ль не мечтать уму?
Чему мы можем научиться у образующих нацию германцев ранних веков, так это тому, что существует более высокое наслаждение, чем «распроститься», а именно утверждаться. В то время едва ли существовали определенная национальная политика, наука, искусство, но то, что мы видим в XIII веке, эта свежая пульсирующая жизнь во всех областях, эта творческая сила, это «суровое требование» индивидуальной свободы не упали с неба, скорее семя было посеяно в темных прошлых столетиях: «горячая боль» вспахала землю, «страсти» взрастили нежные всходы. Наша германская культура есть плод труда и боли и веры — не церковной, но скорее религиозной веры. С любовью перелистаем страницы летописей наших предков, которые сообщают так мало и все же так много, и больше всего нам бросится в глаза почти невероятно сильно развитое чувство долга. За самое плохое дело, как и за самое лучшее, человек без вопросов отдает свою жизнь. Начиная от Карла Великого, который после утомительных дневных дел проводит ночи в трудных занятиях письмом, до великолепного подмастерья кузнеца, который не захотел сковать кандалы противнику
Рима: повсюду «суровая воля». Знали ли эти люди, что они хотели? Не думаю. Но они знали, чего они не хотели, а это начало любой практической мудрости.233 Так, например, Карл Великий в том, что он хотел, поддался многим детским иллюзиям и совершил много роковых ошибок, в том, что он не хотел, он попал в цель: не позволять папе вмешиваться, не почитать иконы, не давать привилегий дворянству и т. д. В своем хотении Карл был универсалист и абсолютист, в своем нехотении — германец. То же самое мы наблюдаем у Данте (с. 655 (оригинала. — Примеч. пер.))\ его будущий политический идеал был игрой воображения, его энергичное отрицание всех временных притязаний Церкви — всемерным благодеянием.
Мы видим, что в государстве, как в любых человеческих делах, прежде всего важны основные качества образа мыслей, убеждений, взглядов, а не познания. Образ мыслей является рулем, он дает направление, и одновременно с направлением цель, даже если она долгое время не видна.234 Борьба в государстве была, как, надеюсь, я показал, в первую очередь борьбой между двумя направлениями, т. е. между двумя рулевыми. После того как один окончательно прочно взял в свои руки руль, дальнейшее развитие естественно и неизбежно пошло по пути все большей свободы, все более выраженного национализма и индивидуализма — точно так же неизбежно, как противоположное развитие цезаризма и папизма — ко все меньшей свободе.
Ничто не абсолютно в этом мире, также свобода и несвобода означают лишь два направления, и ни личность, ни нация не могут быть только независимыми, они принадлежат целому, в котором каждый является опорой и опирается сам.
Однако в тот вечер 15 июня 1215 года, когда благодаря «горячему стремлению» германцев в этот один-единственный день была составлена, обсуждена, разобрана и подписана Великая хартия вольностей, в этот день для всей Европы направление было определено. Правда, представитель универсализма — представитель учения «раствориться есть наслаждение» — поспешил объявить этот закон ничтожным, ничем и отлучить от Церкви его инициаторов. Но рука на руле не дрогнула: Римская империя должна была пойти на дно, в то время как свободные германцы готовились вступить в мировое господство.
Вторая часть. Возникновение нового мира
Природа создает вечно новые образы; что есть сейчас, еще никогда не бывало; что было, никогда не вернется.
Гёте
Девятая глава. От 1200 года до 1800 года
В дитяти зрится муж, Как утром зрится, коим будет день. Восславься мудростью! На целый мир Простерши царство, разум простирай, Доколе целый мир им обоймешь.
Милтон (пер. Сергея Александровского)
А. Германцы как творцы новой культуры
Wir, wir leben! Unser sind die Stunden, Und der Lebende hat Recht.
Schiller
Мы, мы живы! Это наш час, И живые правы.
Шиллер
Германская Италия
То же движение непреодолимого индивидуализма, который в политической области, а также в религиозной вел к неприятию универсализма и образованию наций, обусловил появление нового мира, т. е. совершенно нового, соответствующего характеру, потребностям, склонностям нового типа людей, с его общественным устройством, новой цивилизацией, новой культурой. Германская кровь, и только германская кровь (в моем широком понимании североевропейской славяно- кельто–германской расы),235 была здесь движущей силой и творческой возможностью. Невозможно правильно судить о становлении нашей североевропейской культуры, если упорно не придерживаться мнения, что она покоится на физической и моральной основе определенного вида людей. Сегодня это хорошо видно. Потому что чем менее германская страна, тем менее она цивилизованна. Кто сегодня едет из Лондона в Рим, тот вступает из тумана в солнечный свет, но одновременно из самой утонченной цивилизации и высокой культуры в полуварварство — в грязь, невежество, ложь, бедность. Однако Италия ни на один день не прекращала быть центром высокоразвитой цивилизации. И жесты, и уверенная манера держаться ее жителей свидетельствуют об этом. Что мы здесь наблюдаем, то это далеко не недавно появившееся декадентство, как обычно утверждают, а пережиток римской имперской культуры, рассматриваемый с несравненно более высокой ступени, на которой мы сегодня стоим, и людьми с совершенно иными идеалами. Италия расцвела, освещая путь другим странам на пути к новому миру, имея в себе, правда, внешне латинизированные, но внутренне чисто германские элементы. В течение многих столетий прекрасная страна, во времена империи опустившаяся до абсолютной неплодотворности, имела богатый источник чистой германской крови: кельты, лангобарды, готы, франки, норманны наводнили почти всю страну и долгое время оставались на севере и юге почти несмешанными, частично из–за того, что образовывали касту некультурных и воинственных людей, но также потому что (как уже было отмечено раньше (с. 499 (оригинала — Примеч. пер.)), юридические права «римлян» и германцев во всех слоях народа оставались различными до XIII и XIV веков, в Ломбардии даже до начала XV века, что конечно, затрудняло слияние. «Так жили, — писал Савиньи, — эти различные германские племена, жили территориально смешанно с ядром (т. е. с остатками римского хаоса народов), но имели различные обычаи и права». И здесь, когда некультивированные германцы впервые, в результате продолжительного контакта с более высоким уровнем образования, осознали самих себя, здесь некоторое движение к образованию нового мира нашло первое мощное вулканическое горнило: ученость и промышленность, утверждение гражданских прав, ранний расцвет германской культуры.