Теофраста до Линнея, сюда же относятся попытки классифицировать художников по школам. При любой систематизации царит некоторый произвол, потому что система возникает в мозгу и служит особым потребностям человеческого разума. Очень важно охватить не просто отдельные, но возможно большее количество явлений, сохраняя остроту и верность взгляда: таким образом, его деятельность даст максимум наблюдений, сводя до минимума собственные дополнения. Мы удивляемся проницательности и знаниям таких личностей, как Рей, Жюссье (Jussieu), Кювье (Cuvier), Эндлихер (Endlicher), прежде всего мы восхищаемся прозорливости, потому что их отличает подчинение мысли опыту. Из интуитивного (т. е. наглядного) понимания целого им открывается правильное деление частей.
Слова Гёте о том, что сначала различать, а затем соединять необходимо дополнить пониманием, что только тот, кто видит целое, в состоянии в нем различать. Таким образом бессмертный Бишо основал современное учение о тканях — весьма показательный для нас пример. До него анатомия человеческого тела была описанием отдельных, отличающихся друг от друга своими функциями частей тела. Он первым указал на идентичность тканей, из которых строятся отдельные, столь различные органы, и сделал возможной рациональную анатомию. Как до него рассматривали отдельные органы тела как различительные единицы и не могли достигнуть ясности, точно так же мы мучаемся с отдельными органами германизма, т. е. его нациями, и не учитываем при этом, что в основе лежит общее, и чтобы понять анатомию и физиологию всего тела, необходимо распознать это общее, а затем «изолировать различные ткани и исследовать каждую ткань независимо от органа, чтобы затем изучить своеобразие каждого отдельного органа».268 Чтобы наглядно понять настоящее и прошлое германизма, нужен Бишо, который расчленял весь материал и представлял его правильно, т. е. естественным образом. Поскольку мы его не имеем, мы надеемся, если получится, помочь сами себе, но не используя неверные аналогии между животным телом и социальным телом, которыми столь часто злоупотребляют, но применяя общий метод таких людей как Бишо: рассматривая сначала целое, затем его элементарные составные части, пока что оставляя без внимания промежуточные вещи.
Я считаю, что различные явления нашей жизни можно объединить в три большие рубрики: знания, цивилизация, культура. Это уже в какой–то мере «элементы», но столь многообразно представленные, что мы постараемся их сразу же вновь разделить, причем следующая таблица может быть примером простейшего разделения:
Знания:
1. Открытия
2. Наука
Цивилизация:
3. Промышленность
4. Экономика
5. Политика и Церковь
Культура:
6. Мировоззрение (включая религию и этику)
7. Искусство
Анатомическая таблица Бишо оставалась в науке как окончательное достижение, но постепенно она упрощалась, тем самым организационная мысль приобретала значительную яркость. С моей таблицей дело обстоит наоборот — мое стремление к упрощению, может быть, не дало мне достаточно оценить элементы. Бишо с помощью своей классификации заложил основу всеобъемлющего произведения и целой науки. Напротив, в заключительной главе я со всей скромностью сообщаю мысль, которая показалась мне полезной и, может быть, сможет послужить другим людям — она не притязает на научное значение.
Прежде чем применить данную классификацию на практике, я должен во избежание недоразумений и замечаний сделать краткие пояснения, а именно: я смогу показать значение разделения в науке, цивилизации и культуре лишь в том случае, если мы придем к единому мнению о значении отдельных элементов.
Под открытием я понимаю обогащение знаний конкретными фактами: прежде всего здесь следует подумать об открытии все больших пространств нашей планеты, т. е. о материаль- но-пространственном расширении материала нашего знания и творчества. Дальнейшее расширение границ наших знаний также является открытием: исследование космоса, обнаружение бесконечно малого, раскопки засыпанного, открытие неизвестных до сих пор языков и т. д. — наука — это нечто значительно иное: это методичная обработка открытого в сознательное, систематическое «знание». Без открытого, т. е. без наглядного материала, данного опытом, определенного наблюдением — она была бы методологическим призраком. У нас в руках осталась бы ее оболочка в виде математики и скелет в виде логики. Но, с другой стороны, именно наука больше всего способствует открытиям. Когда лаборант Гальвано увидел сокращение мышц лап препарированной лягушки, он открыл факт. Сам Гальвано этого не заметил.269 Но когда этот маэстро узнал о факте, он не проник в его мозг, как ток в тело лягушки, и не был праздным удивлением лаборанта, но был ярким озарением: ему, ученому, открылись связи с другими известными и неизвестными фактами и побудили его к многочисленным экспериментам и подходящим теориям. Этот пример делает совершенно понятной разницу между открытием и наукой.