If thou art rich, thou'rt poor.
Если ты богат, ты беден! Действительно, жизнь учит нас, что между богатством и умением не существует простого, непосредственного соотношения. Точно так же, как гиперемия организма, т. е. прилив крови, вызывает остановку жизнедеятельности и даже смерть, мы часто видим, как легко парализует человека большое богатство. Так же обстоит дело со знаниями. Вначале мы видели, как индийцы погибли от анемии знаний, это были в определенной степени умирающие с голоду идеалисты. Китайцы, наоборот, были надутыми parvenus, не представляющими, что делать с огромным капиталом своих знаний — без инициативы, без фантазии, без идеалов. Распространенное выражение «знание — сила» сразу не действительно, но зависит от того, кто этот знающий. О знаниях еще больше, чем о золоте, можно сказать, что сами по себе они ничто, они точно так же могут принести вред человеку, полностью его погубить или, наоборот, поднять и облагородить.
Не имеющий знаний китайский крестьянин — один из самых работоспособных и счастливых людей на земле, ученый китаец — это чума, это раковая опухоль своего народа. Поэтому достойный восхищения человек, Лao–цзы, которого не поняли наши современные, воспитанные в представлениях о человечестве комментаторы, тысячу раз имел право писать: «Ах, если бы мы («мы», китайцы) только могли оставить всезнайство и ученость! Нашему народу это было бы в сто раз полезнее!»292 Но и здесь это вновь объясняется индивидуальными, прирожденными способностями, врожденным характером. Одна раса превосходно продвигается вперед с минимумом знаний, большее количество для нее смертельно, так как у нее нет органа для них. Для другой жажда знаний является врожденной, и она начинает хиреть, если не получает питания, она умеет перерабатывать поступающий материал знаний сотнями способов, не только для преобразования внешней жизни, но для постоянного обогащения мышления и творчества. В этой ситуации находятся германцы. Не количество их знаний заслуживает восхищения — потому что любое знание относительно, — но факт, что они обладали редкой способностью это выучить, т. е. без конца открывать, без конца заставлять говорить «немых сфинксов», и к тому же способностью в определенной степени абсорбировать воспринятое, так что для нового всегда появлялось место, без того, чтобы наступило полнокровие.
Мы видим, как бесконечно запутана любая индивидуальность. Однако, я надеюсь, что из этих кратких замечаний в соединении с предыдущими читатель легко поймет своеобразное значение знания (здесь, в частности, в его простейшей форме, как открытие фактов) для жизни германцев. Он также поймет, насколько сильно эта способность, в определенном смысле чисто материальная, связана с его более высокими и высшими талантами.
Только чрезвычайная философская способность и только очень оживленная экономическая жизнь может пережевать, переварить и применить так много знаний. Не знания дали жизненную силу, но избыточная жизненная сила беспрестанно стремилась ко все большим знаниям точно так же, как ко все большему (имущественному) обладанию во всех остальных областях. Это является истинным внутренним источником победного марша любознательности, которая начиная с XIII века никогда не ослабевает. Тот, кто понимает это, сможет проследить историю открытий не как дитя, но с пониманием.
Движущие силы
В данном столь характерном индивидуалистическом феномене сразу же напрашивается подтверждение связи различных сторон индивидуальности. Я только что говорил, что наше стремление к «владению» является источником нашей сокровищницы знаний: в мои намерения не входило придавать этому слову какое-то осуждающее значение. Владение есть власть, власть есть свобода. Кроме того, всякое подобное стремление означает не только страсть усилить свою власть путем привлечения находящегося вне нас, но означает одновременно страсть самоотдачи. Здесь, как в любви, — противоположности идут рука об руку: берут, чтобы взять, но берут, чтобы суметь дать. Точно так же как, мы нашли у германцев сходство создателя государства и художника,293 точно так же определенное с высокими задатками стремление к обладанию имеет внутреннюю связь со способностью создавать новое из имеющегося и дарить это всему миру для обогащения. Кроме того, рассматривая историю наших открытий, не следует забывать, насколько большую и неприкрашенную роль играла страсть к золоту. На одной стороне дела открытия стоит простая причина, основа всего остального — исследование Земли, «открытие» планеты, которая служит местом жизни для человека: лишь отсюда последовал образ и сущность этой звезды, и одновременно основополагающее понимание места человека в космосе, лишь отсюда мы узнали подробности о различных родах людей, о видах камней, растительном и животном мире. Совсем на другом конце этого же дела стоит исследование внутренних свойств видимой материи, то, что мы называем сегодня химией и физикой, таинственное и до недавнего времени сомнительное и опасное, имеющее привкус колдовства вмешательство в природу, одновременно важнейшее происхождение наших сегодняшних знаний и нашей сегодняшней власти.294 Итак, при освоении этих обеих областей знаний и во время исследовательских путешествий, как в алхимии, непосредственные поиски золота были движущей силой. Конечно, у отдельных великих первопроходцев, наряду с этим и помимо этого, всегда наблюдается нечто иное — чистая идеальная сила. Колумб готов в любую минуту умереть за свою мысль, Альберту Магнусу видятся великие мировые проблемы. Но такие люди не нашли бы необходимой поддержки и к ним не присоединилась бы толпа необходимых для трудного дела открытия спутников, если бы не надежда на немедленную добычу. Надежда на золото учила остроте наблюдений, она удваивала изобретательность, она внушала самые смелые гипотезы, она давала бесконечное терпение и презрение к смерти. В конце концов, сегодня почти также: если сегодня государства больше не стремятся непосредственно к золоту, как испанцы и португальцы XVI века, то исследование мира и его подчинение германскому влиянию происходит в меру рентабельности. Даже Ливингстон был в конечном счете пионером для жадных к процентам дохода капиталистов, и они делают то, чего не смог выполнить идеалист–одиночка. Точно так же современная химия не могла бы существовать без дорогостоящих лабораторий и инструментов, и государство поддерживает их не от восхищения чистой наукой, но потому что полученные промышленные изобретения обогащают страну.295 Северный полюс, который сопротивляется даже нашему столетию, был бы открыт и освоен, если бы думали, что там потоками омываются скалы из чистого золота.