Сто лет спустя уже Джордано Бруно видел движение нашей солнечной системы в бесконечном пространстве, Земля со своим грузом людей и людских судеб — это только атом среди бесчисленных атомов. Это было очень далеко от космогонии Моисея и от Бога, избравшего маленький иудейский народ, чтобы он был почитаем, и почти так же далеко от Аристотеля с его детски–педантичной телеологией. Должно было начаться создание совершенно нового мировоззрения, мировоззрения, отвечающего потребностям германского кругозора и германского направления ума. В этом отношении мировое историческое значение имеет Декарт, родившийся еще до смерти Бруно, который требовал точно так же, как его предшественники, храбрые мореходы, одновременно сомнения во всем известном и безбоязненного исследования неизвестного. Подробнее об этом позже.
Все это — результат географических открытий. Они, конечно, не последствия, которые следуют за причиной, скорее события, вызванные определенными обстоятельствами. Если бы у нас была свобода, то процесс исторического развития мог быть другим, что наглядно видно из примера Роже Бэкона. Но natura sese adjuvat: все пути, кроме одного — пути географических открытий, — были для нас насильственно закрыты, этот остался открыт потому, что все церкви любят запах золота, и даже Колумб мечтал о сокровищах, с помощью которых можно будет вооружить армию против турок. Так географические открытия стали основой для всех других и одновременно фундаментом нашей постепенной, но далеко еще не завершенной духовной эмансипации.
Было бы несложно проследить влияние открытий мира на все остальные стороны жизни: на промышленность и торговлю, а вместе с этим на экономическое устройство Европы, на сельское хозяйство в результате введения новых полезных растений (например, картофеля), на медицину (вспомним хинин!), на политику и т. д. Я предоставляю это читателю и хочу обратить внимание только на то, что во всех этих областях указанное влияние тем более усиливается, чем ближе мы приближаемся к XIX веку. С каждым днем наша жизнь, в отличие от более ранней «европейской», становится явным образом «планетарной».
Идеализм
Остается еще большая область глубокого и в связи с этим оставляемого без должного внимания влияния, которое должно быть рассмотрено, особенно потому, что именно здесь наиболее медленны последствия открытий, и только в XIX веке они едва начали принимать отчетливые очертания — я имею в виду влияние открытий на религию. Действительно, благодаря открытию — сначала сфероидальной формы Земли, затем ее положения в космосе, затем законов движения, затем химической структуры материалов и т. д. и т. д. — механическое объяснение природы оказалось единственно неопровержимым, единственно истинным. Когда я говорю «единственно истинным», я имею в виду только для нас, германцев. Другие люди — как в будущем, так и в прошлом — могут думать иначе, и среди нас время от времени поднимается реакция против слишком одностороннего преобладания чисто механического объяснения природы. Однако не следует поддаваться преходящим течениям — мы с неизбежностью вновь и вновь будем обращаться к механизму, и до тех пор, пока германцы господствуют, они будут навязывать это свое мнение негерманцам. Я говорю не о теории, это относится к другому, но какой бы ни была теория, далее она всегда будет «механической», это безусловная заповедь германского мышления, потому что только так он может сохранить внешнее и внутреннее в плодотворном взаимодействии. Это имеет — для нас — такое неограниченное значение, что я не могу решиться рассматривать механическое объяснение как теорию, поэтому принадлежащим к «науке», но скорее должен понимать как открытие, как установленный факт. Оправдать это может философ, но для обычного человека триумфальное шествие наших открытий служит достаточным залогом, потому что строго соблюдаемая механическая мысль была с самого начала и до сегодняшнего дня нитью Ариадны, которая вела нас по лабиринту. «Мы признаём себя сторонниками рода, который стремится из тьмы к свету», — написал я на титульном листе этой книги: из тьмы к свету в мире эмпирического опыта нас вело и продолжает вести то, что мы твердо придерживаемся механизма. Благодаря этому, и только благодаря этому мы приобрели много познаний и добились господства над природой как никакой другой вид людей.325 Эта победа механизма означает необходимый, полный закат материалистической религии. Результат неожиданный, но бесспорный. Иудейская летопись мира могла иметь значение для Косьмы Индикопле- устаса, но не для нас. Для Вселенной, как мы ее знаем сегодня, она просто абсурдна. Точно так же несостоятельна по отношению к механизму магия, которая, заимствованная на Востоке, в завуалированном виде составляет важную часть так называемого христианского кредо (см. с. 636, 640 (оригинала. — Примеч. пер.)).