Валера не сомневался в том, что его продолжат искать. А когда активные поиски прекратятся, закинут везде, где вероятно его появление, сторожкИ, растянут паутину сигнальных нитей. И уж наверняка все медицинские институты страны будут предупреждены. Стоит только объявиться в приемной комиссии, сразу же пойдет сигнал пауку, контролирующему сеть. Конечно, Валерика зачислят в институт, поселят в общежитии, дадут послушать несколько вводных лекций. А через недельку, когда он успокоится и перестанет ожидать неприятностей, появятся несколько строгих мужчин в штатском на неприметном автомобиле, профессионально спеленают и увезут свою жертву в подвалы кровавой гэбни, чтобы разобрать на органы следом за Иришкой.
Но институт ему и не нужен. Слишком уж заметны все его выпускники. И тебе военная обязанность, и внимание окрестных больниц: врачи в дефиците, хорошие – тем более, а уж он просто не умеет делать работу плохо. Образование же, профессия все равно нужны. Так что пусть будет медицинское училище. Их больше, надзор за ними меньше. А работать в системе минздрава он не собирается. Главное – корочки получить.
На первое время в качестве жилья и дохода вполне сойдут стипендия и общага. Что же до поисков со стороны пресловутых органов, то есть у него в запасе один неубиваемый козырь. Даже, можно сказать, джокер. И в итоге получается простой и четкий план: выйти к ближайшему городу, где есть интернет, и с помощью секретного средства стать невидимкой для органов. Затем определиться с медучилищем, в котором предстоит получить специальное образование. И, наконец, за оставшуюся до первого сентября неделю поступить туда и получить койку в общаге. А потом будет время на то, чтобы оглядеться, освоиться и придумать, что делать дальше.
Нынешний план сложился не сразу. Вернее, сначала он состоял из одного единственного пункта: выйти к небольшому городку или крупному поселку подальше от брошенной машины, а там – по обстоятельствам. Такой нашелся на карте примерно в сотне километров к юго-востоку. Почти что все сто километров идти нужно было через лес, и это Валерика вполне устраивало: меньше шансов, что вычислят, куда он подался.
Да, ходьба голову не напрягает. И потому если специально её ничем не грузить, то в неё, в эту голову, начинает без спроса лезть всякое. Поэтому в первый день побега к Валере приходили видения. Когда смутные, а когда и отчетливые, точные до последней детали: то вспомнится кусочек недавнего счастливого прошлого, а то – люди, которые это счастье уничтожили. То привидится нагая Иришка, разметавшаяся на смятых простынях, со счастливой улыбкой на губах, то висящая в петле мать, избитая и истерзанная, укоризненно глядящая: мол, что же ты не успел?
От этих видений то вспыхивала безумная ярость, желание немедленно растерзать и уничтожить всех врагов до единого, а то вдруг сердце стискивало острой мучительной болью: не сумел, не уберег. Сейчас, когда все самое страшное уже свершилось, когда уже нельзя было ничего изменить, отчетливо виделись все промахи, все ошибки, которые он успел насовершать. И тогда к прочим душевным мукам добавлялся еще и стыд. Обжигающий, туманящий рассудок, заставляющий изо всех сил сжимать кулаки и глухо стонать от осознания своего скудоумия. Как же: возомнил себя великим лекарем, могучим колдуном. А сам-то… И ведь говорили умные люди, предупреждали. Вот хоть та же баба Клава. Ведь впрямую объяснила дураку, что может произойти, но нет – он ведь умный, он сильный, он всех победит. И что, победил? Ну так поделом тебе. Сам, своими руками счастье своё разрушил.
Целый день без единой остановки Валерик шел и шел, пока был в состоянии различать дорогу, стараясь физической усталостью заглушить душевные муки. Остановиться он решил лишь тогда, когда ноги начали запинаться не только о корни деревьев, но и друг о друга. Солнце давно село, но сумерки еще не сменились чернотой августовской ночи. Беглец скинул с плеч рюкзак, вынул из него и расстелил пенку, сел на нее, вытянув гудящие ноги, зажевал, не чувствуя вкуса, пачку галет, запил водой из фляжки, затем упал и вырубился.
Второй день прошел легче. Призраки прошлого, хоть и продолжали навещать Валерика, но таких сильных эмоций уже не вызывали. Наверное, в человеческом мозгу есть какие-то системы предохранителей, не дающие ему перегореть от запредельного количества сильнейших эмоций. Вот они и сработали, и все переживания, вся боль и вся ненависть словно подернулись пеплом. Время от времени какое-то воспоминание пробивалось через защиту, и грудь вновь стискивало душевной мукой, но едва удавалось сделать вдох, как боль притуплялась, отступала.