- Сейчас всё расскажу. Давай только отойдём… ну хотя бы в парк. Сейчас там народу немного, можно будет без помех поговорить.
- Ну, давай, - нехотя согласилась Вера.
Она, конечно, хотела немедленных объяснений, но была вынуждена признать: посередине людной улицы не обо всём стоит говорить.
До парка шли молча. Целых пять минут полного молчания! Это было почти невыносимо для девушки, но она терпела, лелея в душе мысли о мщении через тотальный допрос.
- Рассказывай! – гневно бросила она, когда, наконец, вокруг в радиусе пятнадцати метров не осталось никого.
В ответ она не получила ни виноватого вида, ни извинений, пусть даже формальных. Валерик просто кивнул, признавая её право узнать подробности.
- Тут много рассказывать не придётся. Помнишь, был разговор о том, как служба госбезопасности гонялась за человеком по фамилии Меркушин?
- Э-э-э… помню, - ответила Вера, несколько обескураженная таким заходом.
- Так вот: по случайности ты попала прямо в тайную операцию ГБ. Пришла бы на полчаса раньше или на полчаса позже, и ни с кем бы не встретилась, ничего бы не заметила. А так – засветилась перед конторой. Тот, кто стоял на лесенке в прихожей, наверняка устанавливал камеры и микрофоны. А во дворе был ещё один сотрудник, который должен был прикрывать техника на случай моего появления.
И гнев, и решительность у девушки куда-то подевались. Она поглядела на парня испуганными глазами:
- И что же теперь будет?
- Тебе – ничего. Главное, не светить свои способности, и тебя просто не заметят. Ты для них слишком мелкая цель.
- А тебе?
- Мне… мне тоже ничего не будет. Плохо только, что квартира теперь засвечена. Я надеялся сегодня с тобой посидеть, поговорить, чаю выпить. Рассказать о нескольких очень важных вещах. А теперь в квартире этого делать нельзя, если, конечно, не хочешь, чтобы ГБ тут же обо всём узнала.
- А ты не можешь как-нибудь на все эти микрофоны подействовать? Пусть они сгорят.
- Могу. Но тогда запросто может перегореть и техника, и проводка. Причем, не только у меня, но и у соседей. Так что придется гулять, пока я тебе всё не расскажу.
- Вот прямо всё-всё?
- Именно так. Я собирался отложить этот разговор до осени, но не получилось. Произошло несколько событий, в результате которых мне придётся резко изменить свою жизнь. И оставлять тебя в неизвестности я считаю неправильным.
Вера взяла парня за руку:
- Валер, ты меня пугаешь. Я побыла одна всего несколько дней, а мне уже стало плохо без тебя.
- Я это вижу. Именно поэтому мы с тобой сейчас разговариваем.
У Веры похолодело в груди:
- Ты собираешься меня бросить?
- В каком смысле?
Валерик воззрился на неё с таким удивлением, что девушка смутилась и бессвязно забормотала:
- Ну, я думала, что мы… что потом… а ты…
Тут же поняла, что говорит глупости, смутилась еще сильнее, покраснела и замолчала.
Валерик задумался. И не как обычно, на секунду-другую. Он молчал почти целую минуту. вызвав у Веры волну паники. Но прежде, чем эта паника выплеснулась наружу, начал говорить:
- Я тебя понимаю. Честное слово, понимаю. И твои чувства, и твоё состояние. Но сейчас давай попробуем обойтись без эмоций. Речь пойдет о вещах крайне важных и серьезных. После этого многое может перемениться. А уже потом появятся время и возможность для разговора о чувствах, отношениях и дальнейших планах.
Вера неуверенно кивнула, не понимая, чего можно ждать после такого вступления. Валерик же, ободренный достигнутым перемирием, немного помолчал, собираясь с мыслями и начал рассказывать:
- Прежде всего, Синявин – это не настоящая моя фамилия. Я живу по фальшивым документам и под чужим именем. Ты не думай, я никакого преступления не совершал. Я просто хотел спокойно жить, учиться, зарабатывать деньги, лечить людей. Но некоторые господа решили иначе, и мне пришлось убегать и прятаться.
- И кто же ты на самом деле?
Вера уже догадалась, трудно было не догадаться, но хотела услышать подтверждение от самого парня. И услышала:
- Моя фамилия Меркушин.
Он ненадолго отвернулся. А когда повернулся, Вера увидела перед собой совсем другого человека: взрослого, жесткого. Он совсем не походил на хорошо знакомого ей мальчика. Только глаза не изменились, остались прежними. Ей стало страшно. Чтобы не закричать, она зажала себе рот ладонью.
- Ты зря боишься, - улыбнулся Валерик.
Лучше бы он не улыбался. На мертвенно-неподвижном лице улыбка лишь добавляла страха. Валерик же продолжал говорить: