Валерик крутнулся вправо-влево в поисках нужных предметов. Увидел, быстрым движением ухватил с тумбочки пачку влажных салфеток, протер ладони, протер грудь и затылок лежащего перед ним тела, приложил руки. Прикрыв глаза, всмотрелся в потоки золотистых искорок и спустя несколько секунд резко поднялся. Руки его бессильно повисли вдоль тела. Он медленно обернулся и, встретившись глазами со стоявшей у входа Вероникой, в ответ на безмолвный вопрос лишь обреченно покачал головой.
Через полчаса они вдвоем на кухне пили чай. Примерно так же, как год назад, только нынче потчевала Вероника. Заварила духмяный индийский чай из тех, что держат обычно для дорогих гостей. Нарезала дольками лимон, напластала бутербродов и села за стол напротив.
- Извини, Валер, я никого не ждала, - развела она руками, - ничего не готовила. А мне самой достаточно салата и витаминного коктейля.
- А что так? Ты же ведь была инициализирована. Могла торты лопать килограммами, и при этом не потолстеть ни на волос.
Девушка тяжело вздохнула:
- Могла. Теперь не могу. Профукала я твой дар.
- Жалеешь? – полюбопытствовал Валерик.
- Сперва жалела, особенно, когда отца из внутренней тюрьмы Службы выпустили. Потом привыкла. Я ведь толком ничему не научилась, и с силой своей даже в малой степени освоиться не смогла. От неё ведь только проблемы были. Я психовала, всё вокруг разносила. Вот с психу и похерила то, что имела. А когда Иринка пропала, я испугалась едва ли не до мокрых штанов, и добила то, что еще оставалось. Теперь-то уж поздно жалеть.
Вероника налила в большую полулитровую кружку крепкого чаю – помнила, как любит Валерик. Пододвинула блюдечко с лимоном, сахарницу.
- Ты пей чай, остынет ведь. Я хорошо помню твоё присловье: мол, чай должен быть крепким, сладким и горячим. А я рядом посижу. Попробую, каково это – наблюдать за тем, как мужчина ест.
Валерик пил чай, жевал бутерброды, а Вероника сидела напротив и, подперев щеку ладонью, смотрела на него. Ощущения у Валерика от этого взгляда были весьма странные: последний раз так вот его кормила мама. Это воспоминание резануло душу болью. Он прикрыл глаза, сдерживая эмоции, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Это не осталось незамеченным. Вероника ничего не стала говорить. Просто положила свою ладонь поверх руки парня. И держала так, пока не ощутила: успокаивается.
Хозяйка дождалась, пока гость насытится, убрала со стола, помыла посуду и вновь села за стол напротив. Спросила:
- Как ты жил этот год?
- По-разному, - пожал плечами Валерик. - Большей частью, трудно. Убежал, спрятался. Пытался работать, пытался учиться, а потом меня нашли. Приехал полковник из МВД и предложил договор.
- Ты поверил?
- С трудом. Но договор предложили с гарантией на самом верху, и я решил рискнуть.
- Видимо, потому Иринку и отпустили.
- Скорее, выпнули, - скептически хмыкнул Валерик. - Почуяли удобный случай. Ты же видишь – она едва жива. Там истощение всего организма, при том что никаких телесных повреждений нет ни снаружи, ни изнутри. А как она к тебе попала?
- Два дня назад меня вызвали в деканат. Дали поручение: съездить на адрес. Я взяла такси, поехала. А там сунули бумагу, заставили расписаться и выкатили каталку. А на ней…
Вероника не смогла договорить, разрыдалась. Валерик же внутренне усмехнулся: и это в точности, как год назад. Разве что повод иной. Поднялся с места, подошел к девушке, притянул за плечи к себе. Только шептать на ухо утешения не стал: он не знал, как можно утешить в таком случае. А Вероника говорила и говорила сквозь слезы:
- Я её с трудом узнала. А ей даже одежду не дали, только драную простыню с черными штемпелями. Таксист везти не хотел, пришлось втрое заплатить. Потом оказалось, что её и везти-то некуда. Они с бабушкой квартиру приватизировать не успели. А как Иринка пропала, так и бабушку вскоре похоронили, квартира государству вернулась. Пришлось сюда везти, больше некуда. Я ведь ничего этого не знала. То есть, догадывалась, звонила несколько раз, но никто не ответил. Да мне еще и намекнули в конторе: мол, не ломай себе карьеру. А теперь… Господи, я так виновата! Перед ней, перед тобой, Валера, перед совестью своей… Идиотка, хотела конкурентку убрать. Вот, убрала. Теперь у меня ничего нет. Ни подруги, ни тебя, ни дара, ни будущего.
Она всё говорила, словно бы исповедовалась, словно стремилась враз выплеснуть всё, что за год скопилось в душе. Валерик слушал, гладил девушку по голове, молчал и думал о том, что вряд ли можно было наказать Веронику сильнее.
Бомкнули часы в гостиной. Вероника, уже немного успокоившаяся, подхватилась:
- Пора Иринку мыть и кормить. Ты посиди в гостиной, я сейчас.
Валерик поднялся:
- Я сам сделаю.
Вероника сжалась от этих слов как побитая собака.
- Не думай, я не потому, - объяснил Валерик. - Хочу еще раз посмотреть: может, что-то смогу разглядеть, может, всё-таки есть хоть какая-то надежда. К тому же я как раз патронажем себе на жизнь зарабатывал, навыков хватает. Идем, побудешь рядом.
Видеть Иринку в таком состоянии, а, тем более, прикасаться к ней, было тяжело. В первый раз помогла надежда на чудо. Сейчас же только и оставалось, что вновь зажаться в кулак, отключить все чувства и эмоции, и делать дело. Валерик бережно обмывал тело, когда-то принадлежавшее любимой девушке, менял подгузник, поил, кормил, и всё пытался разглядеть хоть одну искорку разума, за которую можно было бы зацепиться. Он закачивал энергию – в руки, в грудь, в голову, и спустя минуту всё исчезало бесследно, не задерживаясь ни в одной точке. Можно было попробовать разом выплеснуть весь запас, но Валерик не решался: кто знает, найдется ли у Вероники достаточно продуктов, чтобы потом восполнить потери. Но это был шанс, и его следовало использовать. Хотя бы попытаться.
Ночевать Валерик остался в квартире Усольцевых. Он порывался было уйти, снять на ночь квартиру, но Вероника в два счета доказала ему, что это нелогично и даже глупо. Во-первых, уже поздно, во-вторых, на утро всё равно придется возвращаться сюда же. А в-третьих, нет смысла тратить деньги, когда можно устроить ночлег бесплатно и буквально не сходя с места. Она ловко разложила в гостиной диван, застелила его чистым бельем и, пожелав спокойной ночи, удалилась к себе.
День был утомительным, даже выматывающим, но стоило Валерику лечь в постель и чуть расслабиться, как началась сущая пытка. Едва он закрывал глаза, едва погружался в зыбкое состояние меж сном и явью, как перед ним появлялось лицо Иринки. Веселой, оживленной, какой она была год назад. Она улыбалось и с этой улыбкой начинала превращаться в ту почти что мумию, что лежала сейчас в дальней комнате. Исчезали роскошные рыжие волосы, становились бессмысленными глаза, а из уголка рта принималась течь струйка слюны.
Эта картина была настолько живой и ясной, что Валерик подскочил, содрогаясь от ужаса, с трудом отличая сон от яви. Придя в себя он снова попытался лечь и уснуть, но та же картинка повторялась вновь и вновь. Валерик сходил в ванную, ополоснул холодной водой лицо, чтобы смыть, уничтожить жуткое видение – не помогло. Стоило закрыть глаза, как всё начиналось сначала. В конце концов, он оставил попытки уснуть и просто лежал на диване, бездумно пялясь в потолок.
Из этого полузабыться его вывели тихие шаги. Он повернул голову: рядом с диваном, завернувшись в простыню, стояла Вероника. Даже в сумраке июньской ночи было видно, как трясёт её нервной дрожью.
- Мож-жно я пол-лежу рядом? – стуча зубами выговорила она. – Мне с-страшно, В-валера. Едва глаза з-закрываю, как Иринка п-приходит. Так-кая, как раньше, улыб-бается, только глаза п-пустые, ж-жуткие. Я вч-чера ночь не спала. Над-деялась, что сегодня б-будет легче.