Тимура тряхнуло. Губы на мгновение обожгло огнём, а затем они онемели и вообще перестали что-либо чувствовать. Зато в глотку словно влили стакан газировки, которую перед этим хорошенько взболтали. Шипящие пузырьки попёрли во все стороны — в рот, в нос, в лёгкие. Протолкнули застрявший воздух, вышибли слёзы из глаз, растворили все беспорядочные мысли. И порядочные, конечно, тоже. Вообще все мысли растворили.
А потом вдруг стало хорошо, спокойно и правильно.
Так, как бывает, когда ты выходишь на рассвете на берег широкой реки. Перед тобой расстилается водная гладь, такая прозрачная, что видно мелких серебристых рыбёшек. Небо на горизонте кажется нежным и воздушным, как мамин шифоновый шарфик. На травинках покачиваются капельки росы. И ноги у тебя мокрые от этой росы. Мокрые почти по колено.
Но тебе наплевать. Ты стоишь в старых резиновых шлёпках, в драных шортах и чуть менее драной, но чуть более мятой футболке; ты не успел ещё ни умыться, ни побриться, ни даже воды глотнуть; у тебя ноют руки и отваливается спина, потому что вчера всё утро копали, потом таскали, а потом опять копали; горло тоже болит, потому что ночью пели и пили, а спать легли, кажется, всего три часа назад…
И вот ты зачем-то проснулся на рассвете.
Вышел на берег.
Стоишь — и чувствуешь себя живым. Настоящим. Человеком.
— Кажется, он приехал! — крикнула с кухни Ксюша, возвращая Тимура в реальность. — Вон тот, который паркуется.
— Да, похож. Вполне в её вкусе, — прокомментировал Людвиг, бросив взгляд за окно. — Всё, ребята, выплёвывайте друг друга, а то неловко получится.
Тимур поспешно захлопнул рот. Губы всё ещё казались слегка онемевшими, зато щёки буквально пылали, и уж точно не от температуры.
— Ну как? — спросила Диана.
— Вроде нормально. — Тимур прислушался к ощущениям: в горле слегка першило, а в голове — гудело, но в целом он чувствовал себя сносно. Как обычно. В физическом плане.
Про душевное состояние даже думать не хотелось.
— Тогда быстро иди умойся, а то ты в помаде. Так, а где моя косметичка? Я все губы смазала или не все? Людвиг, как я выгляжу?
— Прекрасна, как всегда! — Кажется, он даже не шутил. По крайней мере, не смеялся.
На мгновение Тимуру стало обидно, что Диана обращается с таким вопросом не к нему, а к Людвигу, который раньше всегда иронизировал над её любовью к яркому макияжу, брендовым шмоткам и украшениям. Но ведь это было давно. Тогда она была в его глазах раскрашенной малолеткой, а сейчас… А сейчас она почти на десять лет старше него. Хотя выглядит чуть ли не ровесницей.
И когда они вот так запросто общаются, перешучиваются, подхватывают фразы друг друга… Ну, то есть когда не носятся по квартире в волчьих шкурах, сшибая всё на своём пути… Пожалуй, они очень гармонично смотрятся рядом.
К горящим щекам прибавились горящие уши.
А потом в комнату вдруг ворвалась Ксюша с влажным полотенцем, толкнула Тимура обратно на диван (он ещё и встать-то толком не успел) и начала оттирать с его губ помаду. Наверное, сам бы он провозился куда дольше.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда девочка отстранилась (за мгновение до звонка домофона).
— Не за что. Только ревнуйте потише.
— Я не…
— Вы да.
Спорить с этим разноцветным эмпатическим ураганом смысла не было. Возможно, Ксюша разбиралась в мыслях Тимура даже лучше самого Тимура, потому что он-то никакой ревности не чувствовал… ровно до того момента, пока ему не озвучили этот прискорбный факт.
Осознание факта оказалось внезапным.
Потому что ну кого здесь ревновать? К кому? Ведь между ним и Дианой уже давно не осталось ничего, кроме старой подростковой дружбы (возможно, у них вообще никогда ничего, кроме этой дружбы, и не было). А Людвиг — это же Людвиг! Человек (ладно, не совсем человек), которому Тимур готов отдать всё, что тот попросит, — последние пельмени, деньги, ключи от квартиры, жизнь. И девушку тоже, если она захочет.
Только один нюанс — у девушки есть жених.
И этот жених — не Тимур!
Из коридора потянуло сквозняком: Диана распахнула входную дверь. Потом раздалось характерное шуршание снимаемой куртки, перестук ботинок, торопливый поцелуй…
Тимур выпрямился, одёрнул футболку и попытался придать лицу нормальное выражение. Людвиг, напротив, оседлал стул задом наперёд и начал лениво на нём раскачиваться. Ксюша повертела в руках испачканное помадой полотенце и, подумав, постелила его себе на колени, как салфетку.
Кстати, а салфетки-то они и не приготовили!