4.4.1.2. Часто этот закон выражают в краткой форме: А=А. Это правильно, однако недостаточно, ибо предстает пустой тавтологией. Скорее подразумевается: А необходимо есть А, т. е. если есть А, должно быть А; не может быть не-А. Нечто есть, поскольку оно необходимо есть то, что оно есть; оно не может не быть, не может быть иным.
Закон тождества не простая тавтология и не чисто аналитическое положение, а синтетическое суждение, чей предикат высказывает новое положение, не содержащееся в субъекте, – необходимость самобытия, невозможность небытия или инобытия. Это важно, поскольку при обсуждении аналитического или синтетического своеобразия других принципов (в особенности закона причинности) едва ли принималось во внимание, что уже принцип контрадикции есть не чисто аналитический, а синтетический. Все первые законы бытия, поскольку они должны нечто высказывать, суть синтетические положения, и, имея априорную значимость, они, по Канту, суть «синтетические суждения a priori».
4.4.1.3. Принцип, будучи сформулирован вначале в онтическом смысле, относительно сущего, восходит к основному закону бытия, который мы можем обозначить как онтологический, касающийся самого бытия принцип.
Необходимость того, чтобы сущее было самим собой, и невозможность того, чтобы оно не было самим собой, основывается на необходимом тождестве бытия. Так как конечное сущее, хотя и «есть», однако не есть само бытие и не в целом, а ограничено и контингентно в бытии, то в «онтической» формулировке принципа должно прибавляться: «поскольку оно есть», т. е. если оно есть и как оно есть по мере и способу. Иными словами, речь идет о том, присуще ли и насколько присуще ему бытие, переведено ли оно в тождество бытия и исключает ли собственно небытие.
Реальное основание необходимого тождества, необходимо исключающее небытие, есть бытие (как акт бытия). Поэтому закон тождества в изначальном, «онтологическом», смысле может формулироваться так: бытие необходимо есть бытие, оно необходимо тождественно с собой – или, негативно, как закон противоречия: бытие не может не быть; оно необходимо исключает небытие. Это первый закон бытия и мышления.
Предстоит еще показать, что уже отсюда может открываться некий подход к необходимости абсолютного бытия (ср. 7.1.3).
4.4.2. Закон причинностиМы вновь начинаем с вопрошания. Вопрошаем о том или об этом, есть ли оно и что оно есть. Однако мы вопрошаем не только о вещах или положениях вещей, которые всегда остаются одинаковыми, но и о многом в некоем мире постоянной перемены, о том, что возникает и исчезает, изменяется. Мы вопрошаем: почему это [есть] так? Каким образом это произошло? Благодаря чему оно стало [geworden], благодаря чему оно изменилось? Мы предполагаем при этом, что все становление того, чего прежде не было, и все изменение действительности требует основания становления и изменения. Оно должно быть «причиненным» неким нечто, т. е. порожденным посредством действия. В таком вопрошании «почему?» или «благодаря чему?» мы предполагаем как соответствующее основание пояснения (ratio sufficiens) некую воздействующую причину, короче говоря – действующую причину (causa efficiens). Как говорится, «из ничего ничто не возникает». Мы всегда и везде предполагаем, что всякое становление должно иметь основание как «отчего становление» т. е. воздействующую причину.
4.4.2.1. К истории проблемы
Понимание необходимости основания для всего становления и всего изменения проявляется уже в греческой философии. Платон говорит: «Однако все возникающее должно иметь какую-то причину для своего возникновения, ибо возникнуть без причины совершенно невозможно» (Tim 28a). Аристотель еще более углубляется в основания того, что он называет «движением» (kinesis), понимая под таковым всякое изменение, а также возникновение вещей как осуществление возможности, что требует соответствующей воздействующей причины. Последняя выражается в основоположении: «Quid-quid movetur, ab alio movetur» (Phys VII, l, 242 в 21 и сл.). Если это не тавтология, то следует принять во внимание, что первое «movetur» подразумевается в медиальном смысле, второе – в страдательном смысле, следовательно, правильно переводится так: «Что бы ни двигалось (или ни находилось в движении), движимо другим».
Такое понимание осталось не без последствий. Оно воспринимается и уточняется, помимо прочих, у Фомы Аквинского. Последний понимает «движение» (motus) лишь как переход от потенции к акту (transitus de potentia ad actum), таким образом другие формы движения (например, простая перемена места), поскольку они не означают нового осуществления (актуирования), отсюда исключаются. Благодаря этому Фома Аквинский обретает принцип, который значим для всего становления контингентного сущего и потому становится основополагающим прежде всего для доказательства бытия Бога и в таком его значении входит в дальнейшую традицию.